ышных или скудных — верхушки горя. Таковы [все] 
пять верхушек, но чтобы за ними следовали, необходимо движение разума, 
необходимо движение сердца. Учение о верхушках было у древних, но [его] вовсе 
не ставили на первое место. Благородный муж начинает, слуга [за ним] следует; 
отец начинает, сын [за ним] следует; старший брат начинает, младший — следует; 
старшие начинают, а младшие — следуют; мужчины начинают, а женщины — следуют; 
муж начинает, а жена — следует. Ведь в том, что впереди шествуют более 
почитаемые, а за ними — менее почитаемые, — порядок неба и земли. Поэтому 
мудрые [ему] и подражали. Священное и мудрое [в том, что] небо наверху, а земля 
внизу: порядок четырех времен года в том, что весна и лето сначала, а за ними 
осень и зима; развитие в том, что [вся] тьма вещей изменяется, приобретает 
форму, зарождаясь и отделяясь, и умирает, отцветая и увядая. [Если] у самых 
священных — неба и земли — есть порядок высшего и низшего, первого и второго, 
то тем более [он должен быть] в пути людском. Порядок великого [людского] пути 
таков; в родовом храме почитают предков, при дворе — высших, в общине — 
старейших, в делах — добродетельных. Говорить о пути и отрицать его порядки — 
[означает] отрицать сам путь. [Если] отрицать путь, как же можно им 
пользоваться? По этой причине в древности те, кто постиг великий путь, начинали 
постижение с природы [неба], а затем переходили к природным свойствам; от 
природных свойств переходили к милосердию и справедливости; от милосердия я 
справедливости — к разделению по рангам и обязанностям; от разделения по рангам 
и обязанностям — к телам и названиям; от тел и названий — к назначению на 
должности по способностям; от назначения по способностям — к наблюдению и 
расследованию; от наблюдения и расследования — к одобрению и порицанию; от 
одобрения и порицания — к наградам и наказаниям; постигнув награды и наказания, 
отвели должное место умным и глупым, утвердили положение благородных и 
презренных. Милосердные, добродетельные и неумелые по [своей] сущности строго 
делились по способностям, строго отвечали названию. Так вот служили высшим, так 
вот пасли низших, так вот управляли вещами, так вот совершенствовали самих себя.
 Не прибегая ни к знаниям, ни к замыслам, непременно обращались к природе. Это 
и называлось поистине мирным правлением.

В древних преданиях говорится: «есть тела, есть и названия». Тела и названия [6.
 Здесь ведется полемика со школой логиков-софистов (минцзя), положения которых 
разделялись и конфуцианцами (см. тезис «исправления имен» в «Изречениях», гл. 
12, I, 271).] были [еще] у древних, но их не ставили на первое место. [Когда] 
древние рассуждали о великом пути, то могли упомянуть о телах и названиях в 
[числе] пяти изменений, могли упомянуть и о наградах и наказаниях в [числе] 
девяти изменений. На первое место ставит тела и названия [тот, кто] не знает их 
основы; на первое место ставит награды и наказания [тот, кто] не знает, где их 
начало. Рассуждают, извращая путь, разглагольствуют, противореча пути, — такие 
могут [лишь] управляться людьми, но разве способны управлять людьми? Те, кто на 
первое место ставит тела и названия, награды и наказания, познали орудия 
управления, но им неведом путь управления. [Они] могут быть ислользованы 
Поднебесной, но недостойны использовать Поднебесную. Таких называют софистами и 
педантами. У древних были обычаи и законы, меры и числа, тела и названия, 
изучение и сравнение. С их помощью низшие служили высшим, но не высшие пасли 
низших.



В старину Ограждающий спросил 
Высочайшего:
— Какие старания прилагаешь [ты], небесный 
государь?
— Я не кичусь перед беспомощными, не бросаю бедных, — ответил Высочайший. — 
Оплакиваю умерших, радуюсь новорожденным, жалею женщин. Вот так и стараюсь.

— Прекрасно-то прекрасно, — сказал Ограждающий. — Но не величественно.

— А как нужно? — спросил Высочайший.

— [Как] покой, который приносят небесные свойства. С таким же постоянством, с 
которым светят солнце и луна, сменяют [друг друга] времена года, день и ночь, с 
которым движение облаков дает дождь.

— [Сколько] беспокойства! [Сколько] тревоги! — воскликнул; Высочайший. — Ты в 
единстве с Небом, я же в единстве с людьми.

Ведь древние почитали великими небо и землю, восхищались Желтым Предком, 
Высочайшим и Ограждающим. Но разве в древности царившие в Поднебесной 
действовали? [Следовали] за небом и землей и только.



Конфуций отправился на запад, чтобы спрятать книги [7. «Книги» — здесь, 
возможно, предания. Сыма добавляет: «написанные им (т.е. Конфуцием) книги»; Яо 
Най находит в этом позднейшую вставку: «Это речь ханьца (не ранее II в. до н.э. 
— Л.П.). Считали, будто мудрец предвидел сожжение книг при Цинях (213 г. до н.э.
 — Л.П.), поэтому, как говорится, и „спрятал их в знаменитой горе“». Обычай 
прятать записи в стенах домов, в могилах, по данным раскопок, был, видимо, 
столь же распространенным, как и уничтожение записей задолго до Циней. См. 
«Мэнцзы», гл. 5 (2), I, 339.] в чжоуском хранилище, а Цзылу [ему] 
сказал:
— [Я], Ю, слышал, среди летописцев в Чжоу был Лаоцзы, [но он] отказался от 
должности и вернулся к себе домой. Не отправиться ли [к нему] за помощью, [если 
вы], учитель, хотите спрятать 
книги?
— Прекрасно, — сказал Конфуций и отправился к Лаоцзы, но тот отказался [помочь],
 и [Конфуций] стал [его] убеждать, излагая [все] двенадцать основ [8. «Основа» 
стала обозначать «книгу» значительно позже (со II в. до н.э.), но забывшие об 
этом комментаторы стремились подогнать известные им памятники конфуцианского 
канона под число «двенадцать», например: «шесть основ — это песни, предания, 
обряды, музыка, гадания, хроника, добавить к ним шесть „утков“ (см. стр. 209, 
315), составят вместе двенадцать основ»; или «гадания в двух частях, к ним 
десять крыльев» (см. Ю.К. Щуцкий, Китай