азу же 
бросят гневный взгляд; [стоит] назвать кого-либо льстецом., и сразу же бросят 
недовольный взгляд, а [между тем] на всю жизнь остаются угодниками, на всю 
жизнь остаются льстецами. Нанизывая сравнения, разукрашивая речи, собирают 
толпы [слушателей], и [никто] их ни в начале, ни в конце, ни главных, ни 
второстепенных не предает всех вместе суду. В длинных разноцветных халатах 
принимают различные позы, чтобы пленить своих современников, но не называют 
себя угодниками и льстецами. Становясь учениками, вслед за наставником твердят 
об истинном и ложном, но не считают себя людьми дюжинными. [Таково] круглое 
невежество. Тот, кто понимает свое невежество, [уже] не совсем невежда; тот, 
кто понимает свое заблуждение, [уже] не заблуждается [столь] глубоко. От 
глубокого заблуждения не освободиться всю жизнь; круглому невежде не измениться 
до смерти. [Когда], один из троих потерял дорогу, [они] еще могут прийти к цели,
 [ибо] заблудившихся меньшинство. [Когда же] двое [из них] потеряли дорогу, 
путь [их] не приведет к цели, [ибо] победят заблудившиеся. Ныне же заблудились 
[все] в Поднебесной. Я и взываю, но не могу обрести отклика. Как это печально! 
Возвышенный голос не трогает слуха односельчан. [Заслыша] «Ломаем тополь», 
«Яркие цветы» [22. «Ломаем тополь», «Яркие цветы» — народные песни, в «Книге 
песен» отсутствуют.], [они] хохочут. По этой-то причине высокие речи не 
задерживаются в сердцах дюжинных людей. [Когда же] не звучат слова истины, верх 
берут пошлые речи. [Удары] по паре глиняных горшков заглушат колокол, и не 
достигнешь цели. Ныне же оглушены [все] в Поднебесной. Я взываю, но не могу 
обрести отклика. Настаивать, зная, что не обретешь [отклика], еще одно 
заблуждение. Поэтому лучше их оставить и не продолжать поисков. Перестану 
искать, — кто же разделит [со мной] 
печаль?


У Прокаженного в полночь родился сын. [Он] поспешил взять огня и стал 
пристально всматриваться, боясь лишь, чтобы сын [не оказался] на него похожим.



От столетнего дерева отрубили [часть ствола], сделали жертвенный сосуд и 
украсили его черным и желтым орнаментом. Обрубок же бросили в канаву. Сравним 
жертвенный сосуд с обрубком в канаве и [увидим], сколь различны красота и 
уродство. Но и сосуд и обрубок равно утратили свою природу. По-разному 
осуществляют справедливость [разбойник] Чжи и Цзэн-[цзы] с Хронистом [Ю], 
однако [все] трое в равной мере утратили свою природу. Ведь для утраты [своей] 
природы существует пять [возможностей]. Первая — пять красок, которые 
расстраивают зрение, лишают глаза зоркости; вторая — пять тонов, которые 
расстраивают слух, его притупляют; третья — пять запахов, от которых 
ослабляется обоняние и закладывает нос; четвертая — пять пряностей, от которых 
теряются и извращаются вкусовые ощущения; пятая — смущающие сердца пристрастие 
и неприязнь, от которых [изначальная] природа разлетается, [словно пыль]. Все 
эти пять [возможностей] — враги жизни. А тут еще начали отделяться Ян [Чжу] и 
Mo [Ди], считая, что [именно] они обрели [истину]. Я же не называю это 
обретением [истины]. Разве можно назвать обретшим [истину] того, кто бедствует? 
Ведь тогда Сова или Голубка, очутившись в клетке, также могут считать это 
обретением? Тем более что пристрастие и неприязнь, звуки и краски [служат им], 
чтобы отгородиться от внутреннего; а кожаная шапка с перьями зимородка, 
памятная дщица и широкий пояс [23. Знаки отличия придворных, которые даосы 
приравнивают к клеткам и узам (антиконфуцианский тезис).] ограничивают их во 
внешнем. Внутреннее отгорожено клеткой, а внешнее — рядами шнуров. Для тех, кто 
красуется в шнурах, да еще считает это обретением [истины], это такое же 
обретение, как для преступника — веревки на руках и тиски, сжимающие пальцы; а 
для тигров и барсов — мешки и загоны.




Глава 
13
ПУТЬ 
ПРИРОДЫ

В пути природы [все] движется, ничто не застаивается, поэтому и возникает [вся] 
тьма вещей. В пути предков [все] движется, ничто не застаивается, поэтому [к 
ним] и обращаются [все] в Поднебесной. В пути мудрых [все] движется, ничто не 
застаивается, поэтому [все] среди морей [им] покоряются. Кто познал природу, 
постиг мудрость, [все] шесть явлений и четыре времени года, свойства предков и 
[древних] царей, тот [предоставляет все] самодвижению и, не проявляясь, всегда 
[сохраняет] покой.

Покой мудрого не означает, что покой — это добро, и оттого [он] покоен. [Вся] 
тьма вещей не заслуживает того, чтобы [из-за нее] тревожить сердце, поэтому 
[он] и покоен. [Когда] вода в покое, [в ней] виден ясно [каждый волосок] бороды,
 бровей. [Ее] уровень точен, и большой мастер берет [его] за образец. [Если] в 
покое вода чистая, то тем более [чист] разум. Сердце мудрого в покое — это 
зеркало неба и земли, зеркало [всей] тьмы вещей [1. В уподоблении познающего в 
покое — зеркальной поверхности воды, возможно, проявилось дальнейшее развитие 
взгляда на познание природы как ее; отражение.]. Ведь пустота, покой, 
безмятежность, безразличие, уединение, тишина, недеяние — это уровень неба и 
земли, высшее в природных свойствах. Поэтому предки, [древние] цари и мудрые 
мужи оставляли [деятельность]. Оставив [деятельность], очистившись до пустоты, 
[наполнялись] сущностью,