ащение] безропотно, далеко до [того, кто 
встречает его) с улыбкой; [тому, кто] изображает [на лице] улыбку, далеко до 
[того, кто вверяет себя] движению. Тот, кто спокойно [вверяет себя] движению, 
проходит через изменение [в смерти] и вступает в пустоту, естественность, 
единое.



Сын Ласточки встретился с Никого не Стесняющим, и тот его 
спросил:
— Что посоветовал тебе 
Высочайший?
— Высочайший сказал, что мне следует, склонясь, подчиниться милосердию и 
справедливости и [тогда я] стану верно судить об истинном и ложном, — ответил 
Сын Ласточки.

— И зачем только ты пришел [ко мне]? — задал ему вопрос Никого Не Стесняющий. — 
Если Высочайший наложил на тебя клеймо своего милосердия и справедливости [31. 
Образно: конфуцианское учение закрывает путь к познанию истины так же, как 
наказание отрезает путь к свободе, а слепота — к восприятию внешнего мира.], 
отрезал тебе нос [своим суждением] об истинном и ложном, разве сумеешь ты 
странствовать в области безграничного наслаждения, необузданной свободы и 
бесконечного 
развития?
— И несмотря на это, я хочу вступить за ее ограду, — ответил Сын Ласточки.

— Это невозможно! — воскликнул Никого не Стесняющий. — Незрячему незачем 
[толковать] о красоте глаз, бровей, лица; слепому не познать ни темное и желтое,
 ни красоты [орнамента] расшитых царских одежд.

— Но, — возразил Сын Ласточки, — ведь Пренебрегшая Украшениями утратила свою 
красоту, Схвативший Балку [32. Пренебрегшая Украшениями (У Чжуан), Схвативший 
Балку (Цзюй Лян) — эти герои, как и Сын Ласточки (Иэрцзы), больше нигде не 
встречаются.] утратил свою силу, а Желтый Предок забыл о своих знаниях, — все 
они попали под молот на наковальне. Как знать, [быть может], то, что творит 
вещи, снимет с меня клеймо, восстановит мне нос, чтобы я снова, целый, смог 
последовать за [вами], 
Преждерожденный?
— Ах! Заранее этого не узнаешь! — воскликнул Никого не Стесняющий. — Я расскажу 
тебе [лишь] об основном. О, мой учитель! О, мой учитель! [33. «О мой учитель!» 
— см. гл. 6, прим. 1. Вариант этой речи в устах самого Чжуанцзы, см. стр. 197.] 
Крошишь [всю] тьму вещей, но не вершишь справедливости. Взращиваешь тьму 
поколений, а не милосерден. [Ты] старше самой отдаленной древности, а не стар. 
Покрывая и поддерживая и небо и землю, отливаешь и высекаешь тьму форм, а не 
[проявляешь] мастерства. Вот в чем [я] и странствую.

Янь Юань 
сказал:
— [Я], Хой, продвинулся вперед.

— Что это значит? — спросил Конфуций.

— [Я], Хой, забыл о милосердии и справедливости.

— Хорошо, [но это] еще не все.

На другой день Янь Юань снова увиделся с Конфуцием и 
сказал:
— [Я], Хой, продвинулся вперед.

— Что это значит? — спросил Конфуций.

— [Я], Хой, забыл о церемониях и о музыке.

— Хорошо, [но это] еще не все.

На следующий день Янь Юань снова увиделся с Конфуцием и 
сказал:
— [Я], Хой, продвинулся вперед.

— Что это значит? — спросил Конфуций. [Я], Хой, сижу и забываю [о себе самом].

— Что это значит, «сижу и забываю [о себе самом]»? — изменившись в лице, 
спросил Конфуций.

— Тело уходит, органы чувств отступают. Покинув тело и знания, [я] уподобляюсь 
всеохватывающему [34. Всеохватывающий (датун) — одно из определений дао.]. Вот 
что означает «сижу и забываю [о себе самом]».

— Уподобился [всеохватывающему] — значит, освободился от страстей; изменился — 
значит, освободился от постоянного. Ты воистину, стал мудрым! Дозволь [мне], Цю,
 следовать за тобой.



Носильщик и Учитель с Тутового Двора [35. Учитель с Тутового Двора (Цзы Сан) — 
идентичен Цзы Санху, см. гл. — 6, прим. 26.] были друзьями. Однажды, когда 
дождь лил целых десять дней, Носильщик [сам себе] 
сказал:
— Как бы с Учителем с Тутового Двора не случилась 
беда!
[Он] захватил с собой еду и отправился кормить друга. У самых ворот [дома] 
Учителя [Носильщику послышался] то ли плач, то ли пение. За ударом [по струнам] 
циня последовали 
слова:
		«О 
отец!		О 
мать!		О 
природа!		О люди!..
»
Слабевший голос спешил допеть строфу.

— Почему пел ты такую песню? — войдя к нему, спросил Носильщик.

— Я искал того, — ответил Учитель, — кто довел меня до такой крайности, но не 
знаю — кто. Неужели отец и мать желали мне такой бедности? Небо ведь 
беспристрастно [все] покрывает, а земля беспристрастно [все] поддерживает. 
Неужели небо и земля были пристрастны ко мне, сделав меня бедным [36. Здесь, 
видимо, предста