|
к и беззаботен. Дотащившись до колодца и
посмотрев на свое отражение,
сказал:
— Как жаль! Таким горбуном создало меня то, что творит
вещи!
— Тебе это не
нравится?
— Нет, как может не нравиться? Допустим, моя левая рука превратилась бы в
петуха [24. Это, как и следующие предположения, своей нарочитой нелепостью
подчеркивают мысль Чжуанцзы о стихийности процесса создания вещей. Они
направлены против конфуцианского учения о «воле Небес», а также лишают
оснований сближение древнего даосизма с буддизмом, с его догматом о переселении
душ как воздаянии за жизнь предшествующую.], и тогда я должен был бы кричать в
полночь. Допустим, моя правая рука превратилась бы в самострел, и тогда я
должен был бы добывать птицу на жаркое. Допустим, что мой крестец превратился
бы в колеса, а моя душа — в коня, и на мне стали бы ездить, разве сменили бы
упряжку? Ведь для обретения [жизни] наступает [свое] время, а [ее] утрата
следует [за ее ходом]. Если довольствоваться [своим] временем и во всем [за
процессом] следовать, [к тебе] не будут иметь доступа ни горе, ни радость.
Древние и называли это освобождением от уз. Тех, кто не способен себя развязать,
связывают вещи. Но ведь вещам никогда не одолеть природу. Как же может мне это
не
понравиться?
Но вдруг заболел Приходящий. [Он] задыхался перед смертью, а жена и дети стояли
кругом и его оплакивали.
Придя его навестить, Пахарь на них
прикрикнул:
— Прочь с дороги! Не тревожьте [того, кто] превращается! — И, прислонившись к
дверям, сказал умирающему: — Как величественно создание вещей! Что из тебя
теперь получится? Куда тебя отправят? Превратишься ли в печень крысы? В плечо
насекомого?
— Куда бы ни велели сыну идти отец и мать — на восток или запад, на юг или
север, [он] лишь повинуется приказанию, — ответил Приходящий. — [Силы] жара и
холода человеку больше, чем родители. [Если] они приблизят ко мне смерть, а я
ослушаюсь, то окажусь строптивым. Разве их в чем-нибудь упрекнешь? Ведь
огромная масса снабдила меня телом, израсходовала мою жизнь в труде, дала мне
отдых в старости, успокоила меня в смерти. То, что сделало хорошей мою жизнь,
сделало хорошей и мою смерть. [Если] ныне великий литейщик станет плавить
металл, а металл забурлит и скажет: «Я должен стать [мечом] Мосе!», [то]
великий литейщик, конечно, сочтет его плохим металлом. [Если] ныне тот, кто
пребывал в форме человека, станет твердить: «[Хочу снова быть] человеком! [Хочу
снова быть] человеком!», то творящее вещи, конечно, сочтет его плохим человеком.
[Если] ныне примем небо и землю за огромный плавильный котел [25. Этот образ
творящей природы вместе с другими — «литейщик» металла, «огромная масса» (см.
также стр. 163), которая снабжает телом, со всей полнотой выражает
материалистическое миропонимание Чжуанцзы, а поэтому лишает оснований
идеалистическую трактовку памятника и перевод «создание вещей», или «то, что
творит вещи» (цзао у, цзао у чжэ) как Бог. Создатель — «che creator» (J. Legge,
vol. XXXIX, I, pp. 247-250; «God» H. Giles, pp. 80-82); «Der Schopfer» (R.
Wilhelm, Dschuang Dsi, p. 50-51); «The Maker of things» (Yulan Fung. pp.
121-122). Следует отметить появление критики на перевод Тао как «God» в
рецензии D. Leslie на книгу James R. Ware «The Sayings of Chuan Chou» (New York
1963. — см. «The journal of the American Oriental Society» 1964, vol. 84, № 1,
p. 62).], а [процесс] создания за великого литейщика, то куда бы не могли [мы]
отправиться? Завершил и засыпаю, [а затем] спокойно проснусь.
Учитель с Тутового Двора, Мэн Цзыфань и Цзы Циньчжан [26. Учитель с Тутового
Двора (Цзы Санху), Мэн Цзыфань, Цзы Циньчжан — имя первого (см. также стр. 169,
236) говорит о том, что он принадлежит к беднейшим слоям населения, к которым
относились дворы, выращивавшие туты; имена двух остальных расшифровать не
удалось. Следует присоединиться к Дж. Легге, который критикует попытку
отождествить этих трех героев-даосов с Цзы Санбоцзы, Мэн Чжифанем и Лао,
встречающимися в «Изречениях» (гл. 6, 9). См. J. Legge, vol. XXXIX, p. 250. № 1.
] подружились. Они сказали друг
другу:
— Кто способен дружить без [мысли] о дружбе? Кто способен действовать совместно,
без [мысли] действовать совместно? Кто способен подняться на небо,
странствовать среди туманов, кружиться в беспредельном, забыв обо [всем] живом,
[как бы] не имея
конца?
[Тут] все трое посмотрели друг на друга и рассмеялись. [Ни у кого из них] в
сердце не возникло возражений, и [они] стали друзьями.
Но вот Учитель с Тутового Двора умер. Еще до погребения Конфуций услышал об
этом и послал Цзыгуна им помочь. [Цзыгун услышал, как] кто-то складывал песню,
кто-то подыгрывал на цине, и вместе
запели:
Ах! Придешь ли, Учитель с Тутового Двора.
Ах! Придешь л
|
|