|
ности к отличавшимся [от
них], говорили о терпимости и назвали это движением сердца. [Пытались]
гармонией соединить в радости и привести в согласие [всех] среди морей.
Стремились [к этому] и просили принять эту идею как главную. Встречаясь с
оскорблениями, но не считая [их] позором, [они стремились] спасти народ от
борьбы, запретить нападения, отложить оружие, спасти [своих] современников от
войн. С этим обходили [они] всю Поднебесную, убеждая высших и поучая низших.
Хотя в Поднебесной [их учения] не принимали, они непрестанно на нем настаивали,
поэтому [о них] говорили: «Настойчиво [добиваются] встреч, хотя [всем] сверху
донизу надоели». Несмотря на это, они добивались для людей слишком многого, для
себя же делали слишком мало. Говорили: «Стремимся и просим твердо установить
питание в пять шэн [зерна, этого] достаточно. Преждерожденные, пожалуй, не
будут сыты, а ученики, даже голодные, не забудут о [заботе] Поднебесной». Днем
и ночью без отдыха твердили: «Должны же мы обрести возможность жить! Необходимо
гордиться мужами, спасающими [свое] поколение!». Говорили: «Государь не должен
сурово взыскивать, не должен присваивать себе чужого, считать ниже себя по уму
тех, кого признают бесполезными для Поднебесной». В большом и малом, грубом и
тонком их учение ограничивалось тем, что во внешнем [они требовали] запретить
нападения, отложить оружие, а во внутреннем — умерить желания и страсти.
В учение древних входили такие [положения]: быть справедливым и беспристрастным,
ровным и бескорыстным, решительным,, но без предвзятости; следовать за другими,
но без измены; не оглядываться с опаской, не хитрить со знаниями; отправляться,
вместе со всеми, никому не отдавая предпочтения. Услышав о таких наставлениях,
обрадовались Пэн Мэн, Тянь Пянь и Шэнь Дао [12. Пэн Мэн, Тянь Пянь, Шэнь Дао,
по комментарию Чэн Сюаньина — отшельники из Ци, деятельность которых связана с
академией Цзися.]. Главным [они] признали равенство [всей] тьмы вещей.
Говорили: «Небо способно покрывать их [сверху], но не способно поддерживать их
снизу; земля способна поддерживать их снизу, но не способна покрывать их сверху
[13. О данном атеистическом тезисе см. также «Лецзы», гл. 1, прим. 25.].
Великий путь способен их вмещать, но не способен их различать». [Они] знали,
что для [каждой из] тьмы вещей есть возможное, есть и невозможное, поэтому
говорили: «При выборе нет всеобщего, обучение не [каждого]; достигает, [лишь]
путь [объемлет все] без остатка». По этой причине Шэнь Дао отбросил знания,
отказался от самого себя и действовал лишь по принуждению. [Он] считал
естественным законом очищение от вещей и равнодушие. Говорил: «Знание — это
незнание, даже незначительные знания приближают к опасности». Стыдил
безнравственных, не служил, но высмеивал [тех, кто] почитал достойных в
Поднебесной; свободный, необузданный, [он] не действовал, но порицал великих
мудрецов Поднебесной. То молотком, то рукой [он] сглаживал шероховатости и
вместе с другими приспосабливался [к обстоятельствам]. Отбрасывал и истинное и
ложное, лишь бы избежать [затруднений]. Не изучал ни [людских] знаний, ни забот,
не ведал ни прошедшего, ни будущего и лишь величественно возвышался.
Действовал, лишь когда толкали; шел, лишь когда тащили; крутился, подобно вихрю,
кружился, подобно перышку [14. В характеристиках Шэнь Дао и Лецзы, возможно,
есть нечто общее (см. Предисловие, стр. 33-34, «Лецзы», гл. 2, прим. 8).],
вращался подобно жернову. Почему же [он] оставался целостным, не встречая
порицания, не делая ошибок ни в движении, ни в покое, никогда не совершая
преступлений? Потому что [подобно] вещи, не обладающей знаниями, не ведал беды
самоутверждения, не отягощал себя применением знаний, не отходил от
естественных законов ни в движении, ни в покое; поэтому-то за всю жизнь так и
не прославился. Поэтому говорил: «Высшее лишь в том, чтобы уподобиться вещи, не
обладающей знаниями, не использовать ни достойных, ни мудрых. Ведь [любой] ком
земли не утратит пути». Удальцы между собой его высмеивали: «Не достойно ли
удивления учение Шэнь Дао? [В нем] поведение не живого человека, а мертвого!»
Таково же и [учение] Тянь Пяня. [Он] удостоился перенять у Пэн Мэна [учение]
без поучений. Наставляя, Пын Мэн говорил: «Даосы древности пришли лишь к тому
[выводу], что нет ни истинного, ни неистинного». [Его наставления подобны] шуму
встречного ветра, как же можно [о них] говорить? [Он] всегда противоречит людям,
но не встречает внимания и неизбежно сглаживает шероховатости. То, что он
называет учением, не [настоящее] учение; в истине, о которой [он] говорит,
неизбежно [есть] ложь. Пын Мэн, Тянь Пянь и Шэнь Дао не знали учения, хотя, в
общем о нем и слышали.
В учение древних входили такие [положения]: считать основой мельчайшее [семя],
а вещью — крупное; считать накопление недостатком, жить безмятежно, в
одиночестве, с ясным разумом. Услышав о таких наставлениях, обрадовались Страж
Границы и Лаоцзы. [Они] построили учение на постоянстве бытия и небытия с
главным — великим единством. [Учили] во внешнем — быть терпеливым, мягким,
уступчивым, в сущности <во внутреннем> — пустым [чистым], не разрушать [ни
одной из] тьмы вещей.
Страж Границы сказал: «[Телесные] формы и вещи сами показываются [тому, кто] на
самом себе не останавливается. Его движения подобны [течению] воды, его покой
подобен зеркалу, его ответ подобен эху. Туманный, будто отсутствует; тихий,
будто прозрачен, уподобляясь [вещам], гармоничен, приобретая [вещи], несет урон.
Никогда не опережая других, всегда следует за другими».
Лаоцзы сказал: «[Кто] сознавая свою мужественность, соблюдает женственность,
становится для Поднебесной [главным] руслом. [Кто], сознавая свою чистоту,
соблюдает стыдливость, становится для Поднебесной долиной. Все предпочитают
быть первыми, лишь он предпочитает быть
|
|