|
очень изнуренным,
но пел в комнате, [подыгрывая себе] на струнах.
Янь Юань собирал овощи, а Цзылу и Цзыгун заговорили между
собой:
— Учителя дважды изгоняли из Лу, [он] заметал следы в Вэй, [на него] свалили
дерево в Сун, [он] терпел бедствие в Шан и Чжоу, был осажден между Чэнь и Цай.
Того, кто убьет учителя, — не обвинят в преступлении; тот, кто оскорбит учителя,
не нарушит запрета [18. Данные формулировки позволяют предположить
существование в древнем Китае обычая объявлять кого-нибудь вне закона.]. [А он]
все еще продолжает петь и играть на цине. Может ли благородный муж быть
настолько
бесстыдным?
Ничего не возразив, Янь Юань вошел к Конфуцию и [обо всем ему] передал.
Конфуций оттолкнул цинь, глубоко вздохнул и
сказал:
— [Оба они], Ю и Сы, — ничтожные люди! Позови их, я им объясню.
[Когда] Цзылу и Цзыгун вошли, Цзылу
произнес:
— Вот это можно назвать безвыходным
положением!
— Что это за слова? — ответил Конфуций. — Постичь учение, вот что называется
удачей для благородного мужа. Зайти в тупик в учении, вот что называется
безвыходным положением. [Если], храня учение о милосердии и справедливости, [я],
Цю, ныне встретился с бедствиями смуты, о каком безвыходном положений может
идти речь? Поэтому тот, кто исследует [свое] внутреннее, не зайдет в тупик в
учении, не утратив своих добродетелей перед, лицом опасности. Лишь когда
настают холода и выпадает иней, мы узнаем красоту вечнозеленых сосен и
кипарисов. Бедствие между Чэнь и Цай — да, для [меня], Цю, это
счастье!
Конфуций снова взялся за цинь, стал перебирать струны и петь. Цзылу поднял щит
и с воинственным [видом] стал танцевать, а Цзыгун
сказал:
— Насколько высоко небо, насколько низка земля — я не ведаю. А вот те, кто в
древности обрел учение, радовались и в беде, радовались и при удаче. [Их]
радость не зависела ни от беды, ни от удачи. Если есть учение и добродетель,
тогда удача и неудача чередуются так же, как холод и жара, ветер и дождь.
Поэтому Никого не Стесняющий радовался на южном берегу Ин, а Гун Бо был доволен
собой на вершине [горы] Гун [19. На южном берегу Ин скитался Никого не
Стесняющий; на горе Гун — Гун Бо, который был регентом во время междуцарствия —
после изгнания Ливана (841 г.) и до воцарения Сюаньвана (827 г. до н.э.), когда
четырнадцать лет длилась страшная засуха, «Возвысили его — не радовался, сняли
его — не огорчался» (см. комментарии к «Бамбуковым летописям», годы правления
Ливана).].
Ограждающий уступал Поднебесную своему другу, Северянину не допускающему выбора
[20. Северянин не Допускающий Выбора (Бэйжэнь Уцзэ) — несмотря на одинаковое с
Тянь Цзыфаном прозвище <(ср. стр. 239)>, не может быть с ним отождествлен, ибо
отнесен к значительно более раннему времени.], и тот
сказал:
— Удивительный [Вы], государь, человек! Жили посреди орошаемого поля, а
прогуливались в воротах Высочайшего. И это еще не все! Еще хотите осквернить и
меня своими позорными поступками. Мне стыдно на вас
смотреть!
И он бросился в пучину реки Цинлин.
Собираясь идти походом против Разрывающего на Части, Испытующий стал
советоваться со Вспыльчивым Суем [21. Вспыльчивый (Бянь) Суй — персонаж,
по-видимому, аллегорический.]. Вспыльчивый же
сказал:
— Не мое дело.
— С кем же можно [посоветоваться]? — спросил Испытующий.
— Я не знаю, — ответил Вспыльчивый.
Тогда Испытующий стал советоваться с Омраченным Светом. Омраченный Свет
сказал:
— Не мое дело.
— С кем же можно [посоветоваться]? — спросил Испытующий.
— Я не знаю, — ответил Омраченный Свет.
— А каков Найденный на реке Инь? — спросил Испытующий.
— Подвергнувшись насилию стерпит позор, — ответил Омраченный Свет. — О прочем
не ведаю.
Тогда Испытующий, посоветовавшись с Найденным на реке Инь, пошел походом против
Разрывающего на Части, и его победил.
[Тут он] стал уступать [Поднебесную] Вспыльчивому. Отказываясь, тот
сказал:
— [Вы], правитель, перед походом
|
|