лкователи пытались и здесь определить «исторические рамки», отыскав царевича 
под другими именами. Одни, ссылаясь на «Хуайнаньцзы» (цз. 1, VII, 7), называет 
его Скрывшимся (И); другие, ссылаясь на «Исторические записки» и «Бамбуковые 
летописи», — сыном Скрывшегося Недеспотичным (Учжуань). С последними 
соглашается и комментатор «Весны и осени Люя» (цз. 2, VI, 14). При этом 
упускается из виду возможность описки даже в одном знаке — в имени царя или в 
названии царства. Случайная же описка в именах (Прекрасный, Воинственный и др.),
 встречавшихся: в хрониках любого царства, могла повести к расхождениям в 
датировке на многие века. Такие расхождения приводили к «сомнениям», а значит, 
и к отрицанию подлинности отдельного фрагмента и даже всего памятника (см. Чжан 
Синьчэн, т. II, стр. 820-821). По существу же, если хронология в записях речей 
могла нарушаться для главных персонажей (как в эпизоде с Разбойником), то еще 
меньше ее соблюдали для лиц эпизодических, какими были цари. В сюжетах притч, 
привлеченных лишь для иллюстрации философских положений, следовало бы и вовсе 
отказаться от таких поисков.] в страхе бежал в Красные пещеры. Юэсцы, оставшись 
без царя, долго его искали, не нашли, и [наконец] отправились за ним в Красные 
пещеры. Царский сын... не пожелал [к ним] выйти. [Тогда] юэсцы [подожгли] 
полынь, выкурили его [из пещеры] и возвели на царскую колесницу. Взявшись за 
вожжи, царский сын... взошел на колесницу, возвел очи к небу и, вздохнув, 
воскликнул:
— О! [сан] царя! О! [сан] царя! Отчего не миновал [ты] меня! Не из ненависти к 
[сану] царя [говорил так] царский сын... а из страха перед [грозившей] ему 
бедой. Такой, как царский сын... можно сказать, не стал бы губить [свою] жизнь 
ради царства. Потому-то юэсцы и желали поставить его [своим] царем.



[Царства] Хань и Вэй спорили друг с другом из-за захваченной земли. Учитель 
Хуацзы встретился с [царем] Чжаоси [6. Чжаоси — возможно Чжаохоу, царь в Хань с 
358 по 333 г. до н.э.], который выглядел опечаленным и ему 
сказал:
— [Предположим], ныне перед [Вами], государь, высеченное на камне предание 
Поднебесной, которое гласит: «Возьмешь [спорную] землю левой рукой — правую 
потеряешь, возьмешь [спорную] землю правой рукой — левую потеряешь. Однако же, 
взяв [спорную] землю, овладеешь [всей] Поднебесной». Взяли бы [Вы] ее, 
государь?
— [Я], единственный, не взял бы, — ответил Чжаоси.

— Прекрасно, — сказал учитель Хуацзы. — Отсюда видно, что две руки важнее, чем 
[вся] Поднебесная, а тело важнее, чем обе руки. А ведь [царство] Хань намного 
меньше [всей] Поднебесной, оспариваемая же ныне [земля] намного меньше 
[царства] Хань. [Вам], государь, конечно, не следует подобной скорбью ранить 
тело и губить жизнь.

— Прекрасно! — воскликнул царь Чжаоси — Многие учили [меня], единственного, но 
таких речей [мне] еще не удавалось слушать. Можно сказать, что учитель Хуацзы 
познал [соотношение]; важного и неважного.



Прослышав о том, что Янь Врата Бытия [7. фрагмент об отказе Яня Врата Бытия 
(Хэ) служить царю см. также «Весна и осень Люя» (цз. 2, VI, 14-15).] овладел 
путем, лусский царь не замедлил отправить [к нему] гонца с шелком [в дар]. Янь 
Врата Бытия жил в грязной деревеньке, одевался в холст из пеньки, сам кормил и 
поил буйвола. Янь Врата Бытия вышел к гонцу лусского царя и тот 
спросил:
— Это дом Яня Врата 
Бытия?
— Это дом Врата Бытия, — отвечал Янь. Гонец поднес шелк, но Янь Врата Бытия 
молвил:
— Боюсь, что [Вы] не поняли приказа и это могут Вам поставить в вину. Не лучше 
ли 
проверить?
Гонец возвратился [к царю], проверил, и когда явился снова, уже не нашел Яня.

Подобные Яню искренне ненавидят богатство и знатность. Недаром говорят: «Истина 
пути в том, чтобы совершенствоваться самому, все остальное лишь сор — и 
[упр