Следы такого тройного деления так или иначе сохранялись во всех кельтских 
странах, о чем непременно следует помнить, когда мы говорим о кельтском 
мышлении и кельтской религии и пытаемся оценивать вклад кельтских народов в 
европейскую культуру. Мифология и искусство, повидимому, возникли среди тех, 
кого Бертран называет жителями низин. Но эти песни и саги барды слагали, дабы 
развлекать гордых, благородных и воинственных аристократов, и потому в них не 
могут не выражаться идеи этих аристократов. Но кроме того, эти произведения 
окрашивали верования и религиозные представления, рожденные среди народа 
мегалита, — верования, которые лишь теперь постепенно отступают перед 
всепроникающим светом науки. Суть их можно выразить в одном слове: магия. Нам 
стоит обсудить вкратце природу этой магической религии, ибо она сыграла немалую 
роль в формировании корпуса легенд и мифов, о котором пойдет речь дальше. Кроме 
того, как заметил профессор Бери в своей лекции, прочитанной в Кембридже в 1903 
г.: «Чтобы исследовать сложнейшую из всех проблем — проблему этническую, чтобы 
оценить роль определенной расы в развитии народов и последствия расового 
смешения, надо помнить, что кельтская цивилизация служит теми воротами, что 
открывают нам путь в тот таинственный доарийский предмир, от которого, возможно,
 мы, современные европейцы, получили в наследство значительно больше, чем нам 
теперь представляется».
      Происхождение термина «магия» точно неизвестно, но, вероятно, он возник 
из слова «маги», самоназвания жрецов Халдеи и Мидии в доарийские и досемитские 
времена; эти жрецы были типичными представителями рассматриваемой нами системы 
мышления, соединившей в себе суеверие, философию и научные наблюдения. Основа 
магии — мысль о том, что вся природа насквозь пронизана незримой, духовной 
энергией. Эту энергию воспринимали иначе, нежели в политеизме, — не как нечто 
отдельное от природы и воплощающееся в неких божественных существах. Она 
присутствует в природе имплицитно, имманентно; темная, беспредельная, она 
внушает благоговение и трепет, как сила, природа и границы которой окутаны 
непроницаемой тайной. Изначально магия была, как свидетельствуют, повидимому, 
многие факты, связана с культом мертвых, ибо смерть считали возвращением к 
природе, когда духовная энергия, прежде облеченная в конкретную, ограниченную, 
управляемую и потому менее пугающую форму человеческой личности, теперь 
приобретает власть бесконечную и неконтролируемую. Впрочем, не совсем 
неконтролируемую. Жажда управлять этой силой, равно как представление о 
средствах, нужных для этой цели, родились, вероятно, из первых примитивных 
опытов исцеления. Одной из наидревнейших потребностей человека была потребность 
в лекарствах. И вполне вероятно, что способность известных природных, 
минеральных или растительных, веществ производить определенное воздействие, 
зачастую пугающее, на тело и сознание человека, воспринималась как очевидное 
подтверждение того понимания Вселенной, которое мы можем назвать «магическим»38.
 Первыми магами стали те, кто научился лучше других разбираться в лечебных или 
ядовитых травах; но со временем появилось, частью на почве действительных 
исследований, частью — поэтического воображения, частью — искусства 
священнослужителей, нечто вроде колдовской науки. Знание особых свойств, 
приписываемых любому объекту и явлению природы, воплотилось в обрядах и 
формулах, было привязано к определенным местам и предметам и выражено в 
символах. Рассуждения Плиния о магии настолько любопытны, что стоит привести их 
здесь практически полностью.
      
ПЛИНИЙ О МАГИЧЕСКОЙ РЕЛИГИИ
      
      «Магия — это одна из немногих вещей, о которых необходим продолжительный 
разговор, и лишь потому, что, будучи самым обманчивым из искусств, она всегда и 
везде пользовалась самым безусловным доверием. Пусть нас не удивляет, что она 
приобрела столь обширное влияние, ибо она соединила в себе три искусства, более 
всего волнующих человеческий дух. Изначально появившись из Медицины, в чем 
никто не может сомневаться, она, прикрываясь заботой о нашем теле, прибрала в 
свои руки и душу, приняв обличье более священного и глубинного духовного 
целительства. Вовторых, обещая людям самое приятное и соблазнительное, 
приписала себе заслуги Религии, по поводу которых в человеческих умах и по сей 
день нет ясности. И дабы увенчать все это, она прибегла к Астрологии; ведь 
каждый желает знать будущее и убежден, что такое знание вернее всего получить 
от небес. И так, заковав человеческий разум в эти тройные оковы, она простерла 
свою власть над множеством народов, и цари царей поклоняются ей на Востоке.
      На Востоке конечно же она и возникла — в Персии, и создал ее Зороастр39. 
В этом согласны все знающие люди. Но только ли Зороастр?.. Я уже отмечал, что в 
древности, да и в другие времена, нетрудно обнаружить людей, видевших в магии 
вершину учености — по крайней мере, Пифагор, Эмпедокл, Демокрит и Платон 
пересекали моря и, будучи скорее изгнанниками, нежели путешественниками, 
стремились изучить магическую премудрость. Вернувшись, они всячески 
превозносили магию и ее тайное учение. <…> У латинян в древности можно найти 
следы ее, например в наших Законах двенадцати таблиц40 и в других памятниках, о 
чем я уже сказал в предыдущей книге. В действительности только в 657 г. от 
основания Рима, при консульстве Корнелия Лентула Красса, сенат запретил 
человеческие жертвоприношения; это доказывает, что вплоть до того времени 
подобные ужасные обряды могли совершаться. Галлы исполняли их до наших дней, 
ибо только император Тиберий призвал к порядку друидов и всю орду пророков и 
знахарей. Но что пользы издавать запреты на искусство, уже перебравшееся через 
океан и подступившее к самым границам Природы?» (Historia Naturalis, XXX.)
      Плиний добавляет, что, насколько ему известно, первым человеком,