И в каждом зачатии присутствует третий фактор. Биологически ребенок является 
продолжением своих земных родителей,  но в то же время он  —  воплощение 
некоего сверхъестественного существа.  Верование,  что в момент зачатия в чрево 
матери проникает некий дух,  широко распространено и среди «примитивных» 
народов,  и среди весьма высокоразвитых.  Индиец считает,  что «для зачатия 
необходимо соединение трех вещей: соитие родителей,  благоприятное время для 
матери и присутствие гандхарвы, причем первые две могут быть названы лишь 
необходимыми условиями,  тогда как истинной причиной зачатия является третья». 
«Муж и Солнце порождают мужа»,   —  говорит Аристотель.  «И отцем себе не 
называйте никого на земле»,   —  говорит Иисус (Мф. ,  23. 9),  а согласно Фоме 
Аквинскому,  «сила души,  заключенная в семени благодаря Духу, создает тело». 
Мифы сосредоточиваются именно на этом третьем факторе,  символом которого 
является таинственный зачинатель или оплодотворяющая субстанция,  проглоченная 
матерью. В некоторых повестях как зачинатель выступает сверхъестественное 
существо  —  Луг,  Мананнан,  человек-птица или один из жителей сида. В других 
это король или пришелец из неведомых земель. В последнем случае напрашивается 
аналогия с широко распространенными ритуалами,  которые открывали 
сверхъестественным силам доступ к женщинам через посредство таких человеческих 
воплощений,  как цари,  жрецы или иноземные пришельцы. Реликты подобных 
ритуалов в кельтских странах сохранились и в самих текстах мифологического 
характера, и в памятниках более позднего времени.  Так,  например, король 
Конхобар,  почитавшийся уладами как «земное божество»,  имел право первой ночи 
со всеми невестами уладов,  «так что он становился всем им первым мужем». По 
изустной традиции,  аналогичным правом обладали и два помощника Балора.  
Привилегии фениев позволяли им брать себе любую женщину рода,  сколь бы знатной 
она ни была,  и они требовали либо выкупа,  либо права провести с нею ночь 
накануне ее свадьбы. Босуэлл рассказывает об одном шотландском лэрде,  который 
утверждал,  что формулировка Mercheta Mulierum,  упоминаемая в старинных 
законах,  в самом деле означала право господина на первую ночь с женой вассала 
и что собственные его арендаторы до сих пор,  когда женятся,  преподносят ему 
перед свадьбой белую овцу (или выкуп в пять шиллингов). Среди ирландских эрлов, 
 jus primae noctis (лат.: право первой ночи) было распространено до недавнего 
времени,  и «любой господин имел право провести ночь с невестой своего 
арендатора, причем,  как говорят,  что закреплялось и в договоре».
В ирландских повестях есть свидетельства,  что такое право не ограничивалось 
первой ночью после свадьбы: «Когда кто-либо из уладов давал королю Конхобару 
приют на ночь в своем доме,  тот обыкновенно проводил эту ночь с женой хозяина»,
  существует также рассказ о сыне одного ирландского верховного короля,  
который пришел к отцу и сказал: «Я хочу отправиться в путешествие по стране,  и 
пусть жены всех королей,  у которых я буду гостить,  спят со мной». Как пишет Н.
 К. Чедвик в своем недавнем исследовании, посвященном пиктскому и кельтскому 
браку,  многое говорит в пользу того,  что «король или его филид имели право на 
ритуальное зачатие детей с замужними женщинами». В средневековье на разного 
рода «шабашах ведьм» аналогичное право распоряжаться «своими женщинами» имел 
«дьявол»,  и об этой же ритуальной практике,  видимо,  свидетельствуют 
многочисленные истории об инкубах и демонах,  которые,  принимая облик мужчин,  
вступали в плотскую связь со смертными женщинами. В «Истории» Гальфрида 
Монмутского говорится,  что отцом Мерлина был один из таких демонов
Однако зачатие героя нигде не ставится в прямую связь с такими ритуалами,  как 
jus primae noctis,  и возводить эти повести к ритуалам  —  значит путать 
причину со следствием.  Дело тут в другом: мифологические реальности,  о 
которых повествуют истории,  составляют также и смысл соответствующих ритуалов. 
Повести,  где сверхъестественный фактор проникает с водой в рот матери,  тоже 
имеют аналогии в сфере обычаев.  Вера в плодотворящую силу воды веками 
заставляла бесплодных женщин пить воду из священных источников или купаться в 
них в надежде забеременеть,  а вера в то,  что сверхъестественные сущности 
воплощаются в червей и мух,  видимо,  объясняет,  почему вУэльсе до сих пор о 
беременной женщине говорят,  что она проглотила червя (pry') или паука (corryn).

Роль земного отца в повестях сведена к минимуму или вовсе опущена,  как бы для 
того,  чтобы особо подчеркнуть третий фактор зачатия,   —  ведь матерью героя 
оказывается девственница,  изолированная от контактов с мужчинами, или женщина 
замужняя,  но вплоть до вмешательства третьего фактора бесплодная.  
Противоречивый эпизод из саги «Сватовство к Этайн»,  по сути,  представляет 
собой попытку увязать все три фактора: Этайн,  женщина из Племени богини Дану,  
превращенная в муху,  падает в чашу жены Этара,  уладского героя; та 
проглатывает муху,  и «так Этайн вновь была зачата во чреве».  Однако сага 
парадоксальным образом добавляет,  что возрожденная Этайн звалась дочерью Этара 
и была «зачата им».  Есть и другие примеры, когда отцом ребенка,  рожденного от 
проникновения сверхъестественной силы в лоно замужней женщины,  считается ее 
муж.  Так,  например,  Кухулин,  хотя и был зачат богом Лугом,  носил имя 
Сетанта сын Суалтама,  а Монган, хотя и был зачат Мананнаном,  звался Монган 
сын Фиахны Финна. 
В ряде повестей сверхъестественная сущность в новорожденном персонифицируется 
как инкарнация или реинкарнация определенного божества.  Реинкарнация лежит в 
основе повести о Даолгасе,  а кроме того,  мотив реинкарнации зачинателя,  
пожалуй,  присутствует в рассказах о рождении Финна,  Кормака Мак Арта и Фиахи 
ШирокоеТемя,  чьим отцам предначертано было умереть сразу после того,  как они 
зачнут сыновей.  Когда Даолгас сын Кайрила лежал на смертном одре,  дочь его 
наклонилась и поцеловала его.  В этот миг изо рта ее отца вырвалась искра,