пленным ирландцам  — 
   то будто бы лопнут
   их тяжкие узы и путы.
(Перевод С. Шкунаева)

 Как отмечает проф.  Майлз Диллон,  сказанное поразительно напоминает о 
магической силе,  которую приписывали традиционным повестям в Индии,  где 
сказание за сказанием заканчивается фразой,  что «знающий это покорит все 
земли».  Отдельные главы эпоса «Махабхарата» завершаются уверениями,  что и 
слушатели,  и исполнители эпоса будут благословенны в здоровье своем,  
богатстве и потомстве.  «Рамаяна» Вальмики также сулит долгую жизнь людям и 
победу царям:
«Тому,  кто слушает эту чудесную повесть о Раме,  неутомимом в деяньях,  
отпустятся все грехи его.  Если слушаешь ты рассказ о деяниях Рамы и желаешь 
иметь сына,  то исполнится это твое сердечное желание,  а если желаешь достичь 
богатства,  то станешь богатым.  Если девушка,  мечтающая о женихе,  слушает 
этот рассказ,  то вскоре встретит она того,  о ком мечтает,  и вновь вернется к 
близким своим,  если она от них вдали.  Все желания слушающих эти стихи будут 
исполнены,  и все просьбы их будут услышаны». 
Другая повесть сходным образом заканчивается обещанием разнообразных наград на 
этой земле и вступления в небесное царство Индры после смерти.  Сакральное 
воздействие подобных повестей проявляется и в самый момент их исполнения.  Так, 
 в одном народном рассказе,  записанном в Голуэе,  говорится,  что дьяволу 
никак не удавалось проникнуть в один дом,  потому что там исполнялись сказания 
о фиане.  Точно так же индийские «Двадцать пять рассказов Веталы» заканчиваются 
уверением духа в том, что «ни один злой дух или демон не будет иметь никакой 
власти там и тогда,  где и когда рассказывают эти повести. И тот,  кто с 
усердием исполнит хотя бы одну из них,  избавится от всех своих грехов». 
Если задаться вопросом,  какого же рода историям приписывалась подобная 
сверхъестественная сила,  то оказывается,  что,  как правило,  это повести о 
приключениях героев, о добрых и злых чарах,  о королях и королевах,  о 
великанах людоедах,  чудовищах и волшебниках,  о животных,  которые говорят и 
действуют как люди,  о путешествиях в Иной мир,  над которым не властно время,  
будь то за морем или на дне озера,  о призраках и духах,  о пророчествах и 
человеческой судьбе,  о добывании волшебной посуды и оружия и о прочих чудесах. 
 Таково примерно содержание повестей,  бытующих в народной среде,  традиционная 
культура которой не испорчена изучением современной истории и современной 
науки; при этом необходимо отметить, что темы и мотивы традиционных повестей 
зачастую удивительно близки друг другу.  Сама по себе эта однородность 
материала представляет большую загадку для человека, живущего современностью.  
Что же в этом фантастическом наследии незапамятных времен по сей день вызывает 
у людей любовь и интерес?
Порой эта проблема оборачивается весьма драматической коллизией: пример тому  — 
 резкий контраст в отношении к традиционной словесной культуре у двух следующих 
друг за другом поколений.  Рассказчики прежних времен сами жили в мире своих 
удивительных повестей.  Гектор Маклейн в 1860 г.  отмечал,  что приключения 
Оссиана,  например,  казались рассказчикам из Барры и их слушателям такими же 
правдивыми и реальными,  как недавние подвиги британской армии  —  читателям 
газет.  Даже в наши дни проф.  Деларжи рассказывает об искреннем ужасе,  
охватившем народного сказителя из графства Керри,  когда кто-то из слушателей 
усомнился в правдивости его рассказа о возвращении Ойсина из Страны Вечной 
Юности и предположил,  что Ойсина вообще не было на свете.  В древние времена 
чуду всегда находилось место,  но с распространением начального образования,  
прелестей цивилизации и тех внешних материальных благ,  которые принято 
называть чертами прогресса,  древние чудеса быстро уходят в область суеверий.  
Они не вписываются в рамки нашей новой веры в исторический и научный опыт,  а 
поскольку наш кругозор оказался в шорах этого нового Weltanschauung, то бишь 
мировоззрения,  старинные повести уже не могут соперничать с пространными 
излияниями нынешних новеллистов. 
То,  что еще встречается в Ирландии или на островах,   — лишь осколки старой 
традиции.  Там,  как и всюду,  народные сказания скоро будут считаться 
подходящими лишь для детских книг,  а со всем детским человек расстается по 
мере того, как вырастает в «образованного» члена современного общества.  С 
грустью пишет об этом проф.  Деларжи:
«Когда Шон О'Коналл был молод,  народные рассказчики пользовались повсюду 
огромной популярностью, но с годами их истории стали слушать уже не так охотно, 
 как раньше.  Наконец настало время,  когда ему лишь изредка удавалось блеснуть 
своим искусством перед публикой.  А в итоге,  чтобы совсем не утратить 
мастерства,  он стал рассказывать их вслух самому себе,  когда,  как он думал,  
рядом никого не было, при этом он сопровождал свой рассказ положенной 
жестикуляцией и выразительностью  —  словом,  использовал все традиционные 
приемы устного рассказа, как если бы выступал перед многочисленной аудиторией,  
собравшейся у очага.  Его сын Пэтс как-то говорил мне, что ему случалось 
заставать отца за рассказыванием историй безответной каменной стене,  когда 
рядом мирно паслись коровы.  Иной раз отец,  возвращаясь с рынка,  шел следом 
за старой серой кобылой и рассказывал свои истории задку телеги!»
В сельской среде традиционные сказания теряли популярность,  зато к ним начали 
проявлять интерес ученые.  Они прилежно записывали их,  классифицировали 
содержащиеся в них мотивы и пытались проследить историю сюжетов. Но если самим 
сказителям и их неграмотным слушателям не составляло труда поверить в чудеса