хоть это и были его молочные братья, но как только он совершил эти две ошибки,  
события саги вышли из-под контроля и приняли необратимый,  роковой характер.  
Гейсы взяли над Конайре верх,  и он уже бессилен против трех Красных и Фер 
Кайле с его свиньей.  Стоя лицом к лицу с одинокой женщиной у порога,  король 
попадает в ловушку: он должен нарушить либо гейс,  либо королевский долг 
гостеприимства.  Жестокое противоречие между личным гейсом и более общими 
социальными и этикетными запретами вытекает из самой природы гейса. Нередко 
столь же противоречивы и сами личные гейсы героя. В том и другом случае жертва 
противоречия всегда оказывается в положении проигравшего,  подобно Кухулину,  
который,  с одной стороны,  не должен был есть мясо своего тезки,  а с другой  
—  не мог пройти мимо горящего очага,  не разделив трапезы,  которая на нем 
готовилась.  У героя уже нет выбора между добром и злом,  он находится в мире,  
где добро и зло перемешаны между собой.  Чтобы убить непобедимого героя,  враги 
Кухулина заручились помощью того, другого мира,  где возможно все.  Сыновья 
Калатина специально семнадцать лет обучались колдовству и пожертвовали ради 
этого нормальным человеческим обликом,  позволив себя изуродовать: правая рука 
и правая нога у каждого из сыновей были отрублены,  а все дочери Калатина были 
ослеплены на левый глаз.  Короче говоря,  они приобрели традиционный облик 
фоморов.
После встречи с тремя старухами Кухулин теряет часть своей силы,  однако сияние 
героя по-прежнему исходит от его головы.  Чтобы защититься от него,  войско 
сыновей Калатина прячется за стеной из составленных в ряд щитов,  а по углам 
Эрк сын Кайрпре ставит по паре бойцов,  сражающихся друг с другом,  и третьего  
—  заклинателя,  который должен попросить у Кухулина копье,  ибо сыновья 
Калатина предсказывали,  что от этого копья падет король.  Кухулин устремляется 
в битву и истребляет великое множество врагов.  Затем он видит двух бойцов,  
бьющихся друг с другом,  и рядом с ними заклинателя,  который просит его 
разнять их. Кухулин наносит каждому такой удар по голове, что мозги у них 
выступают наружу через уши и через нос. После этого заклинатель обращается к 
Кухулину с просьбой дать ему копье. «Клянусь клятвой моего народа,   —  отвечал 
Кухулин,   —  у тебя не больше нужды в нем,  чем у меня.»  — «Я сложу злую 
песню на тебя,  если ты не дашь его»,   — сказал заклинатель.  Тогда Кухулин 
метнул свое копье древком вперед,  и оно пробило голову заклинателя и поразило 
насмерть еще девять человек позади него.  «Никогда ещене бывал я проклят и 
опозорен за отказ в даре или за скупость»,   —  сказал при этом Кухулин.  
Лугайд сын Курои подобрал это копье.  «Кто падет от этого копья,  о сыны 
Калатина?»  —  сказал он,  и они отвечали ему.  «Король падет от этого копья». 
Лугайд метнул копье и убил Лаэга,  возничего Кухулина
Кухулин опять взял свое копье.  Тут он увидел вторую пару сражающихся,  и вся 
сцена,  предшествующая убийству Лаэга,  «короля возничих»,  разыгралась во 
второй раз. Чтобы не была сложена против Ульстера злая песнь,  Кухулину опять 
пришлось метнуть копье,  которое на этот разподобрал Эрк и поразил им Серого из 
Махи,  «короля коней Ирландии» Затем Кухулин увидел третью пару сражающихся,  и 
на этот раз ему пришлось метнуть копье,  чтобы не была сложена злая песнь 
против его рода. Копье это поймал на лету Лугайд и метнул в самого Кухулина,  
так что,  когда оно поразило цель,  кишки Кухулина выпали прямо на подушку 
колесницы. Попросив у врагов отсрочки,  Кухулин подобрал свои внутренности и,  
прижимая их рукой к груди,  дошел до озера,  где напился воды и искупался. В 
одной из версий саги говорится,  что в эту минуту подошла к нему выдра 
(по-ирландски «собака воды») и начала пить его кровь.  Кухулин бросил в нее 
камень и убил ее.  Теперь он уже точно знал,  что смерть его близка,  так как 
было ему предсказано,  что последним его подвигом,  как и первым, будет 
убийство пса.  Кухулин повернул обратно и стал звать своих врагов,  чтобы они 
вышли ему навстречу. Потом подошел он к высокому камню,  прислонился к нему и 
привязал себя к нему поясом,  потому что хотел он умереть стоя, и,  пока была 
душа в его теле и пока сияние героя светилось над его головой,  раненый конь 
Серый из Махи защищал своего господина,  совершив три «кровавых натиска»,  в 
ходе которых он убил пятьдесят человек своими зубами и тридцать  —  копытами.  
Затем с небес слетелись птицы и уселись на плечи Кухулина.  Сочтя это знаком 
подступающей к герою смерти,  Лугайд бросился вперед,  схватил Кухулина за 
волосы и отрубил ему голову.  Когда меч выпал из руки героя,  он лезвием своим 
отсек Лугайду правую руку.  В отместку была отрублена и правая рука самого 
Кухулина и погребена потом вместе с его головой в Таре.
В этой последней битве Кухулин опять-таки находится между молотом и наковальней.
 Он или должен безрассудно отдать собственное оружие в руки врагов,  или 
проявить «скупость»,  отказать в просьбе,  т.е. проявить черты, несовместимые 
со званием воина. Не следует забывать и о том,  что Кухулин живет в обществе,  
где «злая песнь» считается оружием куда более грозным,  чем меч или копье.  
Гибель Кухулина поэтому представляется неизбежной с самого начала,  и он сам 
идет на это,  понимая,  что попал в такую ситуацию,  где нет уже места воинской 
доблести и героизму.
По иному столкновение противоположностей изображено в валлийской повести,  
рассказывающей о смерти Ллю Ллау Гифеса. В свое время было предсказано,  что 
Ллю не может быть убит ни в доме,  ни на улице,  ни конным,  ни пешим,  а 
вдобавок не может он быть убит ни на суше,  ни на воде,  ни одетым,  ни голым.  
И это еще не все.  Поразить его можно было лишь копьем,  которое надлежало 
ковать в течение целого года в те часы,  когда народ слушает в церкви 
воскресную службу,  т.е. в сакрализованные «вневременные» мгновения,  когда 
вечность вторгается в мир времени. И Ллю действительно был убит в 
обстоятельствах,  где сошлись все названные противоположности. Тот же мотив