женщин». Рассказы о героическом сватовстве являют собой мифологическую инверсию 
брака с мужской точки зрения,  тогда как повести о похищениях и бегствах можно 
назвать мифологической инверсией брака с точки зрения женщины
Такая интерпретация объясняет и призыв к верности, присущий тем и другим 
повестям,  и тот факт,  что в повестях последнего типа обманутый муж вызывает 
не больше симпатии,  чем отец невесты в рассказах о героическом сватовстве. 
Симпатия всегда на стороне беглецов,  и прилагаются огромные усилия,  чтобы 
оправдать героя. Он  —  жертва судьбы,  которая проявляет свою власть над ним,  
заставляя его ненароком выпить любовный напиток,  открыв чудесную родинку у 
него на лбу или явив краски его облика на фоне зимнего пейзажа.  Она (женщина) 
настолько охвачена страстью,  что вопросы виновности и невиновности для нее 
просто не существуют.  Она сама принуждает героя бежать с нею,  а он 
разрывается между двумя несоединимыми обязанностями  —  лояльностью к родичу и 
любовью,  внушенной женою этого родича.  Он покроет себя позором,  если 
откажется уйти с этой женщиной и если согласится на это.  Вот почему он 
прибегает к совету друзей,  и,  подчиняясь скорее их воле,  чем своей 
собственной, очертя голову идет по пути,  уготованному ему судьбой.  В 
отдельных фольклорных версиях повести о Диармайде и Грайне говорится,  что 
Диармайд противится гейсам,  которые налагает на него Грайне,  и с этой целью 
ставит перед Грайне «невыполнимую задачу».  Он велит ей явиться перед ним ни 
днем,  ни ночью,  ни одетой,  ни голой,  ни пешком,  ни на лошади,  ни в 
одиночку,  ни в обществе кого-либо.  Тогда она идет к колдунье,  получает от 
нее в дар чудесную одежду,  сотканную из недр горы,  и с наступлением сумерек 
едет к возлюбленному верхом на козле.  Существует несколько разработок этого 
мотива,  например: «Я не возьму тебя добром,  я не возьму тебя и силой; я не 
возьму тебя на улице,  я не возьму тебя и в доме; я не возьму тебя пешей,  я не 
возьму тебя и сидящей на лошади»,   —  сказалон ей.  Однажды утром Грайне 
крикнула ему: «Эй,  Диармайд,  ты дома? Смотри!  —  Она стояла между двумя 
дверными косяками на спине козла.   —  Вот я не в доме и не на улице,  я не 
пешая и не на лошади,  значит,  должен ты взять меня и уйти со мной».  
Благодаря этому Диармайд ритуально освобожден от своей вины.  Ведь если он не 
увел Грайне ни днем,  ни ночью,  ни пешком,  ни на лошади и т.  д.   — значит,  
он вовсе не делал того,  что сделал.  Здесь мы также видим символическую 
апологию любви Грайне,  любви,  которая превыше законов обычного человеческого 
бытия и сама есть закон. 
Некоторые ученые отмечали сходство между майской обрядностью,  распространенной 
в Европе,  и весенними ритуалами в средиземноморских культах Великой Матери и 
ее юного супруга,  умирающего и воскресающего бога.  Главную роль в этих 
ритуалах играла женщина.  К. Б.  Льюис прямо возводит образ «майской королевы» 
и сексуальные вольности,  традиционно практикуемые в этом месяце,  к 
фригийскому культу богини Кибелы,  который был известен в Европе в Римскую 
эпоху.  Это была «богиня любви,  в особенности свободной любви,  не связанной 
узами брака»,  и празднества в ее честь (Гиларии) обычно выпадали на 
Благовещение (25 марта) или  —  в другие годы  —  на Майский день.  Однако при 
всем бесспорном сходстве было бы весьма опрометчиво приписывать возникновение 
материалов,  о которых идет речь,  лишь культурному влиянию такого рода.  А.  
Краппе с не меньшей убедительностью показал сходства между сагой о Диармайде и 
Грайне и повестью об Афродите и Адонисе.  Афродита,  богиня любви и цветущей 
природы,  влюбилась в прекрасного Адониса,  и он стал ее любовником,  причем,  
как и в случае с Диармайдом и Грайне,  одна из традиций мифа подчеркивает,  что 
ответственность за случившееся целиком ложится на нее.  Афродита  —  жена Ареса,
  бога войны,  как Грайне  —  жена предводителя фениев.  Подозревая жену в 
неверности,  Арес наслал на Адониса дикого вепря,  по некоторым версиям он сам 
принял облик вепря и нанес Адонису смертельную рану,  подобно Финну,  который 
использовал охоту на дикого кабана,  чтобы в конце года Диармайд был убит.  И 
Адонис,  и Диармайд охотятся на кабана (вепря) вопреки воле своих возлюбленных. 
 Диармайда бурно и торжественно оплакивают и уносят на золоченых носилках Мак 
Ока  —  все это напоминает ежегодный ритуал погребения Адониса,  когда мертвого 
бога уносили прочь под горестные вопли женщин.  Ложа,  на которых показывали 
изображения Адониса и Афродиты, сравнимы с «ложами Диармайда и Грайне».  В 
храмах Афродиты девушки отдавались незнакомцам,  как ирландские девушки,  
видимо,  на ложах Диармайда и Грайне. 
В Индии почитание «Божественной жены» также выражалось в идеализации внебрачной 
любви,  и подтверждение тому  —  кришнаитское направление вишнуизма,  широко 
распространенное в VII — VIII вв.  Диспуты на бенгальских Судах любви между 
поборниками любви к «чужой жене» и приверженцами любви супружеской всегда 
кончались поражением последних.  Проф.  М.  Элиаде пишет об этом: «Образцом 
оставались чувства,  которые связывали Кришну и Радху,   —  любовь тайная,  
противозаконная,  антисоциальная,  символизирующая прорыв,  к которому 
неизбежно ведет всякий истинно благоговейный опыт. Радха  —  символ любви 
бесконечной,  составляющей саму сущность Кришны». «Забвение всех социальных и 
моральных ценностей,  внушенное мистической любовью»,  эхом звучит в жалобе 
Диармайда: «Я отказался от всех моих родных. Я потерял наследство мое и моих 
товарищей. Я потерял дружбу и любовь всех мужей Ирландии и всех фениев. Музыка 
не радует меня больше. Я потерял уважение к самому себе. Вся страна отвергла 
меня,  оттого что подчиняюсь я лишь своей любви». И вновь,  как мы видим,  
самое высокое и жертвенное предстает как самое презренное и порицаемое.
В свете сказанного возвращение Грайне к Финну после смерти Диармаида,  как и 
возвращение Елены к Менелаю после смерти Париса,  поневоле воспринимается как 
неудовлетворительный финал. И все же он вполне согласуется с циклической