Поначалу вышеупомянутое разделение воли настолько очаровывает сознание своей 
новизной и кажущимися успехами в решении практических проблем жизни, что оно 
забывает о своей миссии служить источником света для воли. Вместо того, чтобы 
направить этот источник света внутрь, то есть к воле, от которой оно 
заимствовало принцип своего существования, сознание направляет его на 
объективный мир и мир идей, вместо того, чтобы обратить свой взор на себя и 
погрузиться в мир абсолютного единства, где объект познания и познающий 
представляют одно. Меч не может поразить самого себя, а тьма неведения не может 

быть разогнана сама собой.

Здесь необходимо героическое усилие со стороны воли, которая должна осветить 
или 
выкупить себя, не разрушая некогда пробужденного сознания нарушением принципа, 
лежащего в его основе. Этого, как известно, добился Будда и стал более, чем 
простым Гаутамой, достигнув пробуждения, блаженства и высшего просветления.

В воле содержится нечто большее, чем простое веление: в ней содержится также 
мышление и видение. Это позволяет ей видеть себя и достичь свободы и господства 

над собою. Это представляет собою познание в самом глубоком смысле, и в этом 
заключается искупление и спасение в буддийском понимании.

Неведение преобладает до тех пор, пока воля остается под властью иллюзии, 
созданной собственным ее же детищем, сознанием, в котором познающий всегда 
остается отдельным от познаваемого. Однако эта иллюзия не вечна: воля желает 
стать просветленной, свободной и независимой.

Неведение всегда предполагает существование чего-то, лежащего вне и 
непознаваемого. Этого непознаваемого зрителя обычно называют эго или душой, 
которые в действительности представляют собою саму волю, находящуюся в 
состоянии 
неведения. Поэтому, когда Будда испытал просветление, он сразу осознал, что не 
существует никакого атмана, или непознаваемой и непознанной души.

Просветление рассеяло тьму неведения, и вместе с ней исчезли призрачные 
обитатели мрачной пещеры эго. В своем обычном смысле неведение 
противопоставляется знанию, но, с точки зрения буддиста, - это антипод 
просветления, представляющий собой эго (атман), которое так настойчиво отрицал 
Будда. В этом нет ничего удивительного, так как видно, что учение Будды в 
основном сосредоточено на доктрине просветления или преодолении неведения.

Тот, кто видит в буддизме только доктрину отрицания атмана и не понимает 
значения просветления, не в состоянии оценить всю важность того, что дал миру 
Будда. Если бы он просто отрицал существование эго с психологической точки 
зрения, разложив его на составные части, то в научном смысле его можно было бы 
назвать великим, так как его аналитические способности были несравненно выше 
способностей его современников, но его влияние как духовного вождя не достигло 
бы такой высоты и не дошло бы до нас. Его теория, отрицающая существование 
атмана, - не просто результат нового научного метода, а в основе своей 
результат 
его внутреннего опыта.

Когда неведение понимается в этом, более глубоком смысле, его преодоление 
неизбежно приводит к отрицанию эго как основы всей нашей жизненной деятельности.


Просветление - это позитивная концепция, и для обычного ума постижение его 
истинной сущности представляет значительную трудность. Но когда нам известно, 
что в буддизме подразумевается под ним, и когда мы сосредоточиваем свои усилия 
на стремлении достичь его реализации, все остальное нам также становится ясно: 
такие понятия, как эго, неведение, оковы, пороки, праведное поведение, 
созерцание и высшее понимание, созданы лишь для того, чтобы привести к той 
желанной цели буддизма, то есть - просветлению.

То, что Будда постоянно упоминает о теории "причины и следствия", рассказывая 
своим ученикам о их взаимосвязи и исчезновении следствия по искоренении причины,
 
не свидетельствует о простом желании познакомить их с некоей формальной логикой,
 
а говорит о стремлении показать таким образом просветление, причинно связанное 
со всем человеческим счастьем, миром и духовной свободой.

Покуда неведение будет отождествляться с отсутствием логического понимания, 
устранение такого "неведения" не принесет нам той духовной свободы, о которой 
так настойчиво и часто упоминается в самой древней буддийской литературе.

Теперь читателю должно стать совершенно ясно, что просветление, или устранение 
неведения - тот идеал, к которому стремится буддист, - не умственный процесс, а