субъекта до тех пор, пока последний мыслит сугубо логически. Интеллект по 
необходимости имеет дело с систематизацией (усвоением) содержания сознания и с 
методами этой систематизации. Необходима философская страсть, заставляющая 
пытаться преодолеть интеллект и пробиться к восприятию воспринимающего. Такая 
страсть прагматически, однако, неотличима от силы религиозного мотива, и вся 
эта 
проблема в целом принадлежит поэтому к религиозному трансформационному процессу,
 
несовместимому с интеллектом. Античная философия, несомненно, в огромной 
степени 
находится на службе трансформационного процесса, что все менее и менее можно 
сказать про новую философию. Шопенгауэр импилицитно античен. "Заратустра" Ницше 

- это не философия, но драматический трансформационный процесс, полностью 
поглощающий интеллект. Более того, это не вопрос мышления, но в высшем смысле 
вопрос мышления о мышлении - и это на каждой странице книги. Новый человек, 
полностью трансформированный, появляется на сцене, он один из тех, кто 
разбирает 
клетку старого человека и кто не только вглядывается в новый рай и новую землю, 

но и сам является их творцом.

Ангел Силезский выражает это гораздо менее сильно, чем Заратустра: "Мое тело - 
тюрьма, в которой цыпленок изолирован от духа вечности".

В христианском мире сатори соответствует опыту религиозной трансформации. Ввиду 

того, что имеются, однако, различные типы и степени подобного опыта, необходимо 

четко отделить ту категорию, которая более всего соответствует дзэнскому опыту. 

К такой категории, несомненно, относится опыт, отличающийся от всех других тем, 

что подготовка к нему состоит из "потери себя", "освобождении от образов" и 
т.п... Он резко отличается от того религиозного опыта, который, подобно 
упражнениям св. Игнатия, базируется на практике созерцания святых образов. В 
эту 
последнюю категорию (не-дзэнского опыта) я хотел бы включить трансформацию 
путем 
веры и молитвы и общественный опыт в протестантстве, так как в них решающее 
значение играют весьма определенные установки, а ни в коем случае не 
"опустошение" и не "освобождение". Утверждение, характеризующее последнее 
состояние, - "Бог есть ничто" - в принципе несовместимо с созерцанием страстей, 

с верой и общественными ожиданиями. Таким образом, поиски аналогий сатори в 
западном опыте нужно ограничивать теми немногими христианскими мистиками, чьи 
высказывания в защиту парадоксальности проходят по границе гетеродоксии или 
действительно переступают ее. Очевидно, что именно это качество навлекло на 
Мейстера Экхарта осуждение церкви. Если бы буддизм был церковью в нашем смысле 
слова, дзэнское движение было бы для него определенно невыносимой ношей. 
Причина 
этому - крайне индивидуальные формы методов (Сатори - наиболее интимный из всех 

индивидуальных опытов; "Эссе..." 1, 247), а также иконоборческая позиция многих 

мастеров (Мастер говорит своим ученикам: "Мне действительно нечего сказать 
вам... а если я не скажу, никогда это не станет вашим собственным". Монах 
говорит мастеру: "Я видел Будду, на котором ты ехал верхом". Мастер говорит: 
"Понимание, которое понимает - вот Будда. Нет другого". "Эссе..." п. 69, 59, 
57). Но поскольку дзэн - это движение, некие стандартные методы обучения 
дзэнских монахов постепенно оформились, как можно видеть из работы Судзуки 
(Обучение дзэн-буддийских монахов, Киото, 1934), однако и по форме и по 
содержанию они касаются только внешнего.

Помимо формирования определенных привычек, путь духовного обучения или 
формирования состоит из метода коанов. Под коаном понимаются парадоксальные 
вопросы, выражения или действия мастера. Согласно Судзуки, эта парадоксальность 

составляет самую суть этих вопросов, предлагаемых обычно в форме анекдотов - в 
качестве темы для медитации. Классический пример подобного анекдота - ву. 
Однажды монах спросил у мастера: "Имеет ли собака также буддийскую природу?" - 
на что мастер ответил: "ву". Как замечает Судзуки, это "ву" означает просто ву. 

Очевидно, именно так бы собака сама ответила на этот вопрос. На первый взгляд 
кажется, что предложение подобных вопросов для медитации означает 
предвосхищение 
или предположение окончательного результата и что содержание медитации ввиду 
этого будет предопределено, подобно иезуитским упражнениям или некоторым 
медитациям йогов, субстанция которых определяется задачей, предложенной 
учителем. Коаны, однако, настолько разнообразны, настолько двусмысленны и,