ввести 
подобные психические события в область научного изучения.

Ранее я поднял вопрос, имеем ли мы что-либо подобное сатори на Западе? Если мы 
изучаем высказывания наших западных мистиков, на первый взгляд нам не откроется 

ничего такого, что хотя бы в малейшей степени могло бы быть связано с этим. 
Исходя из нашего способа мышления, трудно представить себе возможность 
существования этапов развития сознания. Простая мысль о том, что имеются 
огромные психологические различия между сознанием существования объекта и 
"сознанием сознания", граничит с неуловимостью, которую мы вряд ли способны 
охватить. Едва ли кто-либо настолько серьезно заинтересуется проблемой, чтобы 
принять во внимание психологические условия, необходимые для постановки 
подобных 
проблем. Характерно, что постановка вопросов, подобных этому, вытекает, как 
правило, не из какой-либо интеллектуальной необходимости, но там, где она 
существует, она почти всегда коренится в примитивной религиозной практике. В 
Индии - йога, а в Китае - буддизм поставляли мотивационную силу для попыток 
вырвать себя из оков обыденного состояния сознания, которое ощущалось как 
неполноценное. Что касается западного мистицизма, то его тексты полны 
инструкций 
о том, как человек может и должен освободить себя от я-чества своего сознания с 

тем, чтобы посредством сознания своего собственного бытия подняться выше его и 
обрести внутреннего (богоподобного) человека. Используется образ, известный 
также и индийским философам, а именно: дерево, корни которого наверху, а 
вершина 
внизу. Есть старое дерево, его корни растут вверх, его ветки вниз... Оно 
называется Брахман, и он один неделающий. (Нельзя предположить, чтобы этот 
фламандский мистик, родившийся в 1273 году, заимствовал этот образ из какого-
либо индийского текста.) И он должен вскарабкаться на дерево веры, которое 
растет вниз, так как корни его в голове бога. ("О, Бог, инструктируй меня в 
доктрине не-эго". Цит. по книге Судзуки: "Эссе..." 1, 76.)

Ruysbroeck также говорит, подобно йогам: "Человек должен быть свободен и без 
образов, свободен от всех привязанностей и пуст от всех тварей". Его не должны 
трогать страсть и страдание, выгода и потери, возвышение и падение, заботы о 
других, наслаждение и страх, и он не должен привязываться ни к какой твари. 
"Именно в этом состоит единство бытия и это означает "быть обращенным внутрь". 
Это означает, что человек повернут внутрь, в собственное сердце, так что 
вследствие этого он может чувствовать и понимать внутреннюю работу, внутренние 
слова Бога. Это новое состояние сознания, возникающее в результате религиозной 
практики, отличается тем, что внешние вещи более не влияют на эго-подобное 
сознание, из которого возникает взаимная привязанность, но что пустое остается 
открытым для других влияний. Это другое влияние не ощущается более как 
собственная активность, но как работа не-эго, имеющего сознание в качестве 
своего объекта. Дело обстоит так, как будто субъективный характер эго 
продлевается или замещается другим субъектом. Это вопрос хорошо известного 
религиозного опыта, сформулированного св. Павлом (Послание к Галатам, 2, 20). 
Здесь, несомненно, описывается новое состояние сознания, отделенного от 
прежнего 
состояния сознания процессом далеко зашедшей религиозной трансформации.

Можно возразить, что изменяется не само по себе сознание, а лишь сознание чего-
то, как если бы мы, перевернув страницу книги, увидали бы новую иллюстрацию. Я 
боюсь, что эта концепция - не более, чем произвольная интерпретация, так как 
она 
не согласуется с фактами. Дело в том, что мы не просто видим различные картины 
в 
тексте или различные объекты, но скорее ощущаем некую трансформацию восприятия, 

часто являющуюся результатом яростных духовных конвульсий. Исчезновение одной 
картины и ее замещение другой - это обыденное дело, не имеющее ни одного из 
атрибутов трансформационного опыта. Дело не в том, что по-другому видится нечто 

другое, но что видится то же самое, как если бы пространственный акт видения 
изменился бы при добавлении нового измерения. Когда мастер спрашивает: "Слышишь 

ли ты бормотание ручья?" - он, очевидно, имеет в виду нечто совершенно отличное 

от обычного слушания. (Судзуки говорит об этом изменении: "Прежние формы 
созерцания заботы"... новая красота "переосвежает мозг" или "прочищает алмаз"; 
"Эссе..." 1, 123.) Сознание - это нечто вроде восприятия, и, подобно последнему,
 
оно подвержено условиям и ограничениям. Например, можно быть сознательным на 
различных уровнях, в узкой или широкой сфере, более искусственно или более 
глубоко. Эти различия в степени, однако, часто являются различиями в характере, 

так как они полностью зависят от степени развития личности, то есть от природы 
воспринимающего субъекта. Интеллект не интересуется состоянием воспринимающего