В этих фразах уже достаточно информации относительно содержания просветления. 
Наличие сатори интерпретируется и формулируется как прорыв через сознание, 
ограниченное эго-формой, в форму не-эго, подобного "я". Эта концепция отвечает 
природе дзэна, а также и мистицизму Мейстера Экхарта. Мейстер говорит в своей 
проповеди по поводу "Блаженны нищие духом": "Когда я пришел от Бога, все вещи 
сказали: Вот Бог! Но я не мог быть блаженным, потому что был созданием (тварью).
 
Но в прорыве (в дзэне также имеется подобный образ: когда мастера спросили, из 
чего состоит Буддость, он ответил: "Дно кувшина пробито"; другая аналогия в 
"разорвать мешок"), когда я хотел оставаться пустым в воле Бога, а также 
опустошить эту волю Бога и всех его созданий, и самого Бога - тогда я более, 
чем 
все создания (твари), ибо я не Бог, не тварь: я то, что я есть (Судзуки: дзэн - 

это прыжок в истинную, естественную природу человека, или распознание исходного 

человека) и чем останусь сейчас и навсегда. Затем я рванулся и вознесся выше 
всех ангелов. В этом рывке я стал так богат, что Бог не мог удовлетворить меня, 

несмотря на то, что он - Бог, несмотря на все его Божьи дела; ибо в этом 
прорыве 
я ощутил, что Бог и я - одно и то же. Я есть то, чем я был, я не уменьшаюсь и 
не 
увеличиваюсь, я неподвижное бытие, движущее все вещи. Бог больше не пребывает в 

человеке, так как человек своей силой отвоевал то, чем он всегда был и чем 
будет 
всегда".

Здесь мастер описывает восприятие сатори, освобождение эго через "я", к 
которому 
добавляется природа Будды или Божественные универсалии.

Так как из-за научной осторожности я не собираюсь здесь делать какие-либо 
метафизические заявления, то, имея в виду изменение сознания, которое может 
быть 
воспринято, я рассматриваю сатори прежде всего как психологическую проблему. 
Для 
всякого, кто не разделяет или не понимает эту точку зрения, это "объяснение" 
будет не чем иным, как словами, не имеющими реального значения. Он не способен 
сделать эти абстракции связующим мостом для соответствующих фактов; другими 
словами, он не может понять, каким образом запах цветущего лавра или 
прищемленный нос могут привести к столь резкому изменению сознания. Простейшей 
вещью было бы, конечно, отбросить все эти анекдоты в область занимательных 
волшебных историй, или, по крайней мере, если принять факты как таковые, 
рассматривать их как случаи самообмана. (Можно также с готовностью использовать 

при этом выражении "самовнушение" - этого патетического белого слона из 
собрания 
интеллектуальных нелепостей.) Однако серьезное и благожелательное исследование 
странного явления не может легко пройти мимо этих фактов. Конечно, мы никогда 
не 
сможем решить с определенностью, действительно ли личность "просветлена" или 
"спасена", или она просто вообразила себе это. Мы не имеем критериев для этого. 

Более того, мы достаточно хорошо знаем, что воображаемая боль зачастую гораздо 
болезненнее, чем так называемая реальная, ибо первая сопровождается моральными 
страданиями, причиной которых является вытесненное чувство тайного 
самообвинения. Поэтому здесь следует говорить не о действительных фактах, а о 
духовной реальности. Все эти странные факты являются, так сказать, психическим 
проявлением события, известного в качестве сатори. Каждое духовное событие - 
это 
и картина и воображение; там, где этого нет, не может быть сознания и 
феноменальности наличия (данности). Воображение само по себе является 
психологической данностью, и поэтому, назвать ли просветление реальным или 
воображаемым, совершенно безразлично.

Просветленный человек, или убеждающий в том, что он просветленный, - в любом 
случае думает, что он просветлен. То, что другие думают об этом, ничего не 
может 
определить для него в отношении его опыта. Даже если он лжет, его ложь - 
духовный факт. Более того, даже если все религиозные свидетельства - не что 
иное, как сознательные выдумки и фальсификации, можно провести весьма 
интересное 
психологическое исследование о фактах такой лжи с таким же научным подходом, с 
каким психопатология подходит к изучению маний. Тот факт, что имеется 
религиозное движение, над которым многие блестящие умы работали в течение 
многих 
веков, - вполне достаточная причина для того, чтобы отважиться на попытки