Умный читатель увидит в таком отношении Обаку нечто такое, что он стремится 
передать своему ученику, несмотря на внешне грубое отношение к нему. Внешне он 
отрицает, однако в духе дзэна он утверждает. Это следует учесть, если вы вообще 

хотите понять дзэн.

То, как дзэн относится к формальному поклонению Богу, видно еще яснее из 
следующего примера. Когда Дзесю увидел, как один монах с почтением отвесил 
поклон Будде, он ударил его по щеке. "Разве то, что я совершил, не похвально?" 
- 
вопросил ученик. "Похвально, - ответил учитель, - но лучше обойтись без 
похвального".

Можно ли узреть в таком отношении нигилизм или идолопоклонничество? Внешне да, 
но если мы станем на место Дзесю, мы поймем, что имеем дело с абсолютным 
утверждением, идущим далеко за пределы нашего рассудочного понимания.

Хакуин, основоположник современного дзэн-буддизма в Японии, будучи еще совсем 
молодым монахом, усердно осваивающим дзэн, встретился с почтенным Седзю. Хакуин 

думал, что он в совершенстве постиг дзэн, гордился своим достижением и при 
встрече с Седзю фактически намеревался продемонстрировать свое глубокое 
понимание. Седзю спросил Хакуина, хорошо ли тот знает дзэн. Хакуин 
пренебрежительно ответил: "Если уж я ухвачусь за что-то, непременно вытяну это 
из себя", - причем он сделал такой вид, как будто его будет тошнить. Седзю 
схватил Хакуина за нос и сказал: "Что это? Разве я, в конце концов, не 
дотронулся до него?"

Пусть наши читатели вместе с Хакуином сами поразмыслят над этим примером и 
выяснят для себя то нечто, что так наглядно продемонстрировал Седзю.

Дзэн - это не просто отрицание, которое оставляет ум совершенно пустым, низводя 

его до чистого "ничто", то есть это было бы умственным самоубийством. В дзэне 
есть нечто самоутверждающее, свободное и абсолютное, не знающее ограничений и 
идущее за пределы всякой абстракции. Дзэн - это жизненный факт, а не кусок 
камня 
и не пустое пространство. Цель всей дисциплины дзэна - прийти в контакт с этим 
жизненным фактом, если не удержать его в каждой фазе жизни.

Нансэна однажды спросил Хакудзе, один из его собратьев монахов, существует ли 
что-нибудь такое, о чем он не осмелился бы поведать другим? Учитель ответил: 
"Да". Монах продолжал: "Что же тогда это такое, о чем ты не можешь сказать?" 
"Это ни ум, ни Будда, ни материя", - сказал учитель.

Все это походит на доктрину абсолютной пустоты, но даже здесь, через это 
отрицание, проглядывает нечто. Давайте проследим дальше за тем диалогом, 
который 
далее состоялся между учителем и учеником.

Монах продолжал: "Если это так, то ты уже сказал об этом".

"Лучшего я не мог сделать. Что ты на это скажешь?" - спросил учитель.

"Я не отношу себя к числу великих просветленных", - ответил Хакудзе.

"Да, я уже и так сказал слишком много", - закончил учитель.

То состояние внутреннего сознания, которое нельзя объяснить простой логикой, 
должно быть достигнуто прежде, чем мы начнем с пониманием дела говорить о дзэне.
 
Слова служат только намеком на это состояние. Они могут нам позволить добраться 

до того значения, которое они имеют, однако нельзя всецело полагаться на слова. 

Прежде всего попытайтесь вникнуть в то умственное состояние, которое испытывает 

учитель дзэна, когда он говорит что-либо своим ученикам.

Ведь он не станет говорить все эти, кажущиеся нелепыми и глупыми, слова просто 
ради удовлетворения своих капризов. В них содержится глубокая истина, 
являющаяся 
результатом богатого личного опыта. Все эти с виду безумные поступки 
представляют собой систематическое проявление живой истины. Перед лицом этой 
истины движение всей Вселенной значит не больше, чем полет мошки или взмах 
веера. Во всем этом следует видеть проявление единого духа. Это и есть 
абсолютное утверждение, и в нем нет и частицы нигилизма.

Один монах спросил Дзесю: "Что ты скажешь, если я приду к тебе с ничем?" Дзесю