духи пустыни. Они с восторгом едят куски грязи. Послушайте, слепцы, зачем вы 
растрачиваете божественные дары благочестия? Вы думаете, что имея такое 
ошибочное представление (о дзэне), вы имеете право называть себя монахами? Я 
говорю вам: нет Будд, нет священных доктрин, нет обучения, нет подтверждения 
достижений. Что вы ищете в доме вашего соседа? Эх вы, слепцы. Вы пытаетесь себе 

пришить вторую голову. Чего вам недостает в себе? Послушайте, вы, приверженцы 
истины, то, чем вы пользуетесь в данный момент (тело), есть не что иное, как то,
 
что становится патриархом или Буддой. Но вы мне не верите, ищете на стороне. Не 

совершите ошибки. Нет реальности вне нас, а также и внутри нас нет ничего 
такого, за что можно было бы ухватиться. Вы обращаете внимание на буквальное 
значение того, что я вам говорю, но будет гораздо лучше, если вы оставите все 
свои странные порывы и "предадитесь бездействию" и т.д. и т.п. Будзи (у-ши) в 
какой-то мере соответствует библейскому "не заботьтесь о завтрашнем дне, он сам 

о себе позаботится". Таким образом Ринзай хотел изгнать всякую тень сомнения и 
"божественного" из ума искателя истины. Его страстная речь подобна грому небес.




XI


Состояние ума, в котором стерты всякие следы концептуального сознания, 
христианские мистики называют "бедностью". Таулер определяет его так: 
"Абсолютная бедность наступает тогда, когда ты не можешь вспомнить, то ли 
кто-то 
когда-то был перед тобою в долгу, то ли ты был кому-то чем-то обязан: подобным 
образом ты обо всем позабудешь, отправляясь в свой последний путь смерти". 
Учителя дзэна более поэтично и более позитивно выражают это чувство "бедности". 

Они прямо не упоминают о мирских вещах. Мумон поет:

		Сотни весенних цветов, осенняя луна,
		Освежающий летний ветерок, зимний снег.
		Освободи свой ум от всех праздных мыслей,
		Ты можешь безмерно наслаждаться каждым временем года.

Сюан из Нантайя говорит:

		Сижу я спокойно в Нантайе, где курится ладан.
		Один день восторга, все позабыто.
		Не то, чтобы ум остановился и мысли исчезли,
		Просто ничто не может нарушить мой покой.

Это не означает того, что он просто сидит и ничего не делает, или что у него 
нет 
никакого другого занятия, как наслаждаться цветущей вишней, благоухающей в 
утреннем солнце, или луной, белой и серебристой. Он может быть с головой 
погружен в работу: давать наставления ученикам, читать сутры, подметать пол или 

возделывать огород, по примеру учителей прошлого, однако ум его наполнен 
трансцендентальным блаженством и спокойствием. Он живет в Боге, как сказали бы 
христиане. Все страсти покинули его сердце, никакие праздные мысли не мешают 
свободному течению жизненной деятельности. Таким образом, он "пуст" и "беден", 
поскольку он знает, как наслаждаться "весенними цветами и весенней луной". Если 

сердце человека волнуют мирские богатства, в нем не остается места для 
наслаждения неповторимой природой. Учителя дзэна обычно позитивно выражают свои 

радости и говорят не о мирских богатствах. Вместо того чтобы говорить о своей 
бедности, они говорят, естественно, о достаточности всего, что их окружает. 
Однако Еги упоминает о своем заброшенном жилище, хозяином которого он некогда 
был. Однажды он поднялся на помост в кумирне и начал читать свой стих:

		Мой дом теперь здесь в Еги: как потрепаны непогодой стены и крыша.
		Весь пол покрыт снегом, белым, кристальным. по спине бегают мурашки, 
я переполнен мыслями.

Сделав паузу, он добавил четвертую строчку:

		И вспоминаю я древних учителей, жилище которых было не лучше тени 
дерева.

Кэгэн, кажется, непосредственно упоминает о бедности:

		Бедность прошлого года, не была еще настоящей,