ть сомнения: “Я ведь не могу быть Джин-Клод 
Килли, поэтому я не достаточно хороша”, — и она отступает. 

“В двенадцать лет мне предложили стипендию в художественной школе. С этого 
момента я стала задаваться вопросом, насколько я талантлива. Затем в 
четырнадцать лет мне предложили вступить в танцевальную труппу. Мать сказала, 
чтобы я решала сама. В том и другом случае я решила, что недостаточно хороша. Я 
никогда не стану Марго Фонтейн.* 

* Марго Фонтейн - знаменитая английская танцовщица, с 1954 г. президент 
Королевской академии танца. (Прим. ред.)
Однако стремление к достижениям было в ней довольно сильным, как это часто 
происходит со старшими дочерьми в семье, где есть только девочки. Отец Серены 
обращался с ней как с парнем. Она должна была уметь починить моторную лодку, 
поддерживать в чистоте двор, отлично играть в хоккей и футбол. 

Несмотря на уверенный прогресс — от газеты в колледже до городской газеты — 
эмоционально она еще не созрела. В сексуальном плане она была разочаровавшейся 
девушкой, неразборчивой в своих любовных связях. А затем даже ее 
профессиональные способности оказались под вопросом. 

“Это первый признак плохого репортера”, — отчитывал ее редактор, когда она 
пыталась написать статью и оказалась замешанной в историю с расовой подоплекой. 
Критика стимулировала ее на выпады вроде угроз “я ему покажу”, что характерно 
для начинающих. Верная себе. Серена уверенно выплеснула эти слова, и они 
повисли в воздухе. 

“В первый раз я поняла, что не так уж хороша. Я спрашивала себя: насколько я 
хороший репортер? Есть ли у меня талант, какой был, к примеру, у Моцарта, 
Фонтейн, Нуриева?” 

Она снова пыталась провести невозможные параллели и таким образом найти для 
себя выход. Если бы она вышла замуж за молодого человека по любви, ей не 
пришлось бы искать выход. Ей не пришлось бы доказывать, что она хороша в своей 
профессии, разочаровывать отца или раздражать мужчин своей компетентностью. А 
сейчас она могла убежать как от неудачи, так и от успеха. Серена нашла легкий 
способ отдалить свою мечту и проблемы, связанные с ее реализацией: “Замужество 
могло помешать сделать великолепную карьеру. Я верила в это, как и Кэтрин 
Хепберн. Но я чувствовала, что эта связь будет очень важной для меня, важнее 
всех достижений”. 

Четыре года спустя Серена Картер получила посредственную работу в большом 
городе и отчаянно пыталась убедить себя, что еще раз вместе с Джебом они могли 
прийти к великолепному компромиссу. Нужно было решить вопрос: переехать ли им в 
небольшой городок, где Серена могла всерьез заняться журналистикой, или 
остаться в Нью-Йорке, чтобы Джеб смог зацепиться в коллегии адвокатов, о чем он 
давно мечтал. 

Много дней Серена провела в оптимистических надеждах на благополучное 
разрешение. Однако ей мешала одна мысль: 

“Если Джеб получит предложение от коллегии адвокатов, мы рассмотрим его очень 
тщательно и сделаем так, как будет выгодно нам обоим”. 

По вечерам, возвращаясь с работы, где каждую минуту кто-то ноет: “Сделайте 
копию на ксероксе”. Серена выплескивала свои недовольство и раздражение на мужа.
 

“Я не ожидала, что в Нью-Йорке потеряю свою индивидуальность. Сначала я 
пыталась обмануть себя, говоря себе, что я ее не потеряла. Я чувствовала, что 
возможность получения места для Джеба перевешивала мои временные неудобства”. 
Слово “временные” застревает у нее в горле. Иногда временное оказывается 
постоянным. Серена проработала на этом месте два года. “Я бы хотела снова 
вернуться к работе репортера. Но я сказала себе: сиди и жди”. 

Только зайдя в тупик, Серена осмелилась приоткрыть на мгновение хорошо 
организованную структуру их жизни с Джебом. Кажется, в беседе со мной она 
что-то не договаривает, что-то не определившееся, то, что она не может 
выплеснуть из себя, несмотря на свою волю, а это может быть разрушительно для 
нее. 

“Я не вижу, что могло бы нам помешать. Внезапно я почувствовала страстное 
желание продолжить карьеру. Я должна была найти такую возможность, пожертвовав 
для этого всем остальным”. 

Эти демонические мысли уходили в тот момент, когда Джеб, милый и бледный, в 
вельветовых брюках с оранжевыми заплатами, входил в квартиру, отбросив волосы 
со лба. 

Джеб склонялся к объединяющей модели. Он пытался уравновесить обязательства по 
отношению к женщине, которую любил, и достижения, к которым стремился. Как и 
все интеграторы, с одной стороны, он не хотел, чтобы работа полностью захватила 
его и стала угрожать отношениям с женой. С другой стороны, он не хотел 
оказаться некомпетентным и в результате потерять карьеру. 

“