освободиться от давления родительских образов и избежать проекции образа отца в 
мужа. С этой целью в Вавилоне существовал ритуал, с помощью которого психика 
молодой девушки освобождалась от образа отца. Я имею в виду ритуал храмовой 
проституции, согласно которому девушки из знатных семей отдавались незнакомцам, 
посещавшим храм; тем, кто, предположительно, потом в дальнейшем, его .не 
посетит. Как правило, это были чужеземцы, с которыми девушки проводили ночь. 
Подобный институт существовал и в средние века, jus primae noctis, .право 
первой ночи, этим правом обладал феодал-правитель по отношению к крепостным. 
Невеста свою первую брачную ночь должна была провести с ним. 
Ритуалом храмовой проституции создавался наиболее впечатляющий образ, 
сталкивающийся с образом мужчины, за которого юная дама собиралась замуж, в 
случае, если возникала брачная проблема, то возвращение в исходное психическое 
состояние, как естественный результат внутреннего конфликта, совершалось не к 
образу отца, а к однажды встреченному незнакомцу, пришедшему из неведомых 
земель. Это давало возможность не погружаться снова в мир детских впечатлении, 
а находить психическое убежище в районе собственного возраста, и тем самым в 
достаточной степени защищала против инфантильной регрессии. 
Данный ритуал демонстрирует одно из самых изумительных качеств человеческой 
психики. Не случайно женщины сохраняют архетипический образ возлюбленного из 
отдаленной, неведомой земли, мужчины, появившегося из-за моря-океана, 
встретившего ее однажды и ушедшего назад. Этот мотив известен из вагнеровского 
„Летучего голландца" и ибсеновской „Дамы из моря". В обеих драмах дама ожидает 
чужеземца, который должен прийти из-за далеких морей, чтобы испытать большую 
любовь к ней и с ней. В опере Вагнера героиня по-настоящему влюбляется в образ, 
который видит воочию еще до того, как появляется сам герой. В „Даме из моря" 
героиня только однажды встретила своего избранника и теперь вынуждена все время 
ходить на берег моря в ожидании его возвращения. („Алые паруса" Александра 
Грина - тот же мотив. - Прим. перев.). В вавилонском ритуале этот 
архетипический образ существовал конкретно с целью вызволить женщину из тисков 
родительских образов, являющихся также образами архетипическими и посему 
чрезвычайно мощными. Я написал небольшую книгу о взаимвотношениях между ЭГО и 
бессознательным, где описал случай проекции образа отца, имевший место у 
лечившейся у меня женщины; и о том, как эта проблема разрешилась благодаря 
анализу архетипического образа, лежавшего в основе этого отцовского переноса. 
Первая стадия лечения переноса вовлекает не только осознание пациентом того 
факта, что он все еще смотрит на мир из детской или классной комнаты и т. п., 
проецируя и аспектируя при этом все положительные и отрицательные авторитеты 
своего личного опыта; в осознание должна быть включена вся объективная сторона 
вопроса. Для создания действительно зрелой установки, аттитюда, пациент должен 
увидеть саму субъективную оценку всех тех образов, которые, как казалось, 
создают саму проблему. Он должен ассимилировать их со своим собственным 
психическим бытием; должен обнаружить, в каком смысле он является частью его 
самого; каким образом он приписывает, например, положительную оценку тому или 
иному объекту, когда фактически это и есть он сам, кто эту оценку выставляет. 
Тем же самым образом он проецирует отрицательные качества и соответственно 
ненавидит и испытывает отвращение к субъекту. Здесь необходимо понять, что 
субъект сам проецирует свою собственную низменную сторону, свою тень, так 
сказать, предпочитает иметь оптимистический и односторонний образ себя самого. 
Фрейд, как известно, имеет дело только с объективной стороной. Но фактически 
невозможно помочь пациенту усвоить содержание его невроза снисходительными 
ссылками на детское отсутствие ответственности или смиренным указанием на 
глупую судьбу, жертвой которой является пациент. Его невроз означает требование 
стать целостной личностью, а это включает узнавание и ответственность за свое 
целостное бытие, за его хорошие и плохие стороны, возвышенные и низменные 
функции. 
Предположим теперь, что проекция личностных образов, как таковая, состоялась, 
реализовалась и возымела действие, и тем не менее имеет место перенос, который 
вы просто не можете разрешить (аннулировать). Тогда в терапии переноса мы 
вступаем во вторую стадию. Эта стадия - разделение личностных и безличностных 
содержаний. Личностные проекции, как мы видели, аннулируемы в принципе; для 
этого они должны оказаться осознанными, но безличностные проекции аннулировать 
нельзя, так как они принадлежат структурным элементам самой психики (самого 
психического бытия). Они оказываются не реликтами переживаемого прошлого, а 
наоборот, целенаправленными и компенсаторными функциями чрезвычайной важности, 
надежной защитой в ситуациях, в которых человек, как говорится, теряет голову. 
Скажем, в случае паники, неважно, внутренней или внешней, вмешиваются архетипы, 
дающие человеку возможность совершения адаптивных инстинктивных действий. 
Реакция человека в данном случае оказывается такой, как будто бы он заранее 
знал или предвидел ту или иную ситуацию. Иными словами, он действует так, как 
обычно это делает человечество, поэтому мы говорим, что этот механизм - весьма 
жизненно важен. 
Следует заметить, что проекция этих безличностных образов сама по себе носит 
опосредованный характер. А поэтому аннулировать здесь можно лишь сам акт 
проекции, но никак не ее содержание, чего, кстати, и пытаться делать не стоит. 
При всех стараниях пациент не может ассимилировать безличностные содержания в 
своем сознании, тот факт; что они по сути безличностные содержания, как раз и 
является причиной для их проецирования; человек чувствует, что они не 
принадлежат определенному субъекту, его индивидуальному разуму, а локализуются 
где-то вне единичного ЭГО, и за отсутствием подходящей субъективной формы их 
вместилищем является человеческий объект. Поэтому необходимо быть крайне