собственной пьесы, одновременно с этим играя и в пьесе другого автора - это 
недоступно нашему пониманию и может быть признано возможным только на основании 
убежденности в существовании заранее установленной удивительной гармонии.16
С точки зрения Шопенгауэра, "у великого сна жизни... есть только один 
субъект"17, трансцендентальная Воля, prima causa (первопричина), из которой все 
причинные цепочки расходятся, как линии меридианов из полюсов, и, благодаря 
кругам параллелей, находятся друг с другом в смысловых отношениях 
одновременности.18 Шопенгауэр верил в абсолютный детерминизм природного 
процесса и в первопричину. Не существует никаких доказательств верности ни 
первого, ни второго предположения. Первопричина - это философская мифологема, 
которая представляется правдоподобной только тогда, когда принимает форму 
старого парадокса "Ev то Ttav (единое во всем), единства и многообразия одного 
и того же мира. Идея, что точки одновременности в причинных цепочках или 
меридианах представляют собой "смысловые совпадения", имеет право на жизнь 
только в том случае, если первопричина действительно была единством. Но если 
она была многообразием, что не менее вероятно, то вся теория Шопенгауэра 
рушится. Такой же сильный удар наносит ей факт, который мы только недавно 
осознали, а именно, что закон природы истинен только со статистической точки 
зрения, что оставляет лазейку для неопределенности. Ни философские размышления, 
ни ощущения не могут предоставить доказательства регулярного возникновения этих 
двух типов связи, в которых одна и та же вещь является как субъектом, так и 
объектом. Шопенгауэр мыслил и писал во времена полного господства причинности, 
как категории a priori, и потому не мог не использовать ее при попытке 
объяснения "смысловых совпадений". Но, как мы уже видели, причинность может 
послужить относительно правдоподобным объяснением только в том случае, если мы 
будет опираться на другое, также ничем не подтвержденное, предположение о 
единстве первопричины. Тогда из этого неизбежно вытекает следующее: каждая 
точка данного меридиана обязательно должна находиться в отношениях "смыслового 
совпадения" со всеми другими точками того же градуса широты. Однако, это вывод 
далеко выходит за рамки эмпирически возможного, поскольку из него следует, что 
"смысловые совпадения" происходят настолько регулярно и систематически, что их 
существование либо вообще не нуждается в доказательствах, либо доказать его 
проще простого.
Приведенные Шопенгауэром примеры так же малоубедительны, как и все остальные. 
Тем не менее, его заслуга состоит в том, что он увидел эту проблему и понял 
невозможность легкого и поспешного ее решения ad hoc. Поскольку эта проблема 
связана с основами нашей эпистемологии, он, в соответствии с общим направлением 
своей философии, считал ее источником трансцендентальной предпосылки, Воли, 
которая создает жизнь и находится на всех уровнях, модулируя каждый из этих 
уровней таким образом, что все они находятся не только в гармонии со своими 
синхронными параллелями, но также подготавливают и устраивают будущие события, 
играя роль Судьбы или Провидения.
829 В противоположность свойственному Шопенгауэру пессимизму, в этой мысли 
звучат почти добродушные и оптимистические нотки, которые вряд ли сегодня 
вызовут у нас одобрение. Одно из наиболее проблематичных и стремительных 
столетий всей мировой истории отделяет нас от того времени, все еще 
пропитанного духом средневековья, когда философский ум верил, что он может 
изрекать утверждения, которые не могут быть доказаны эмпирически. То было время 
широты взглядов, которому не были свойственны крик "стой!" и мнение, что 
границы природы находятся именно там, где строители "дороги науки" просто 
сделали временный привал. Поэтому Шопенгауэр, с его истинно философским 
провидчеством, открыл поле для размышлений, особую феноменологию которого он не 
был готов понять, хотя более-менее верно набросал ее общие очертания. Он понял, 
что астрология и различные интуитивные методы толкования судьбы, с их omina 
(предсказывать, давать предсказания) и praesagia (предчувствовать, предвещать), 
имеют общий знаменатель, который он хотел отыскать с помощью 
"трансцендентальных рассуждений". Он также правильно понял и то, что это была 
проблема принципа первого порядка, и этим отличался от всех тех, кто до него и 
после него оперировал бесполезными концепциями некоего типа передачи энергии 
или ради своего удобства отмахивался от этой проблемы, как от бессмыслицы, 
чтобы избавиться от необходимости решать трудную задачу,,19 Попытка Шопенгауэра 
тем более достойна уважения, что она была предпринята в то время, когда 
стремительный прогресс естественных наук привел всех к убеждению, что только 
причинность может считаться окончательным принципом объяснения. Шопенгаэур, 
вместо того, чтобы игнорировать все те события, которые отказываются покорно 
подчиниться причинности, попытался, как мы знаем, приспособить их к своему 
детерминистскому взгляду на мир. В этих попытках он насильно загнал в причинную 
схему концепции типа прообраза, соответствия и заранее установленной гармонии, 
которые, как сосуществующий с концепцией причинности всемирный порядок, всегда 
лежали в основе человеческих объяснений природы. Он поступил так, вероятно, 
из-за ощущения - и справедливого -что основанному на законе природы научному 
взгляду на мир (хотя он и не сомневался в его истинности), тем не менее, 
недостает чего-то, что играло значительную роль в классическом и средневековом 
взглядах на мир (и что играет такую же роль и интуитивных чувствах современного 
человека).
830 Масса фактов, собранных Гарни, Майерсом и Подмором20, вдохновила трех 
других исследователей - Дарье21, Рише22 и Фламмариона23 - на попытку решения 
этой проблемы с помощью рассчета вероятности. Дарье определил вероятность, как 
1:4 114 545, в случае телепатического предчувствия смерти, то есть объяснение 
такого предупреждения в качестве "случайности" в более чем четыре миллиона раз