нда 
гласит, что люди происходят из деревьев; но вместе с тем в древности 
существовал и погребальный обычай, во время которого покойников клали в 
выдолбленные древесные стволы; на немецком языке до сих пор сохранилось 
выражение “древо смерти” вместо гроба. Если мы вспомним, что дерево по 
преимуществу материнский символ, то без труда поймем мифологический смысл такой 
формы погребения: умерший передается матери для возрождения. Этот символ мы 
встречаем в мифе об Озирисе, как передает его нам Плутарх — мифе, который и 
вообще является во многих отношениях образцом. Рея чревата одновременно 
Озирисом и Изидой; Озирис и Изида совокупляются уже в материнской утробе. 
(Мотив ночного плавания по морю и кровосмешения). Сын их Аруэрис, впоследствии 
названный Горусом. Об Изиде говорится: на четвертый день родилась Изида в 
совершенной влаге. В мифе об Озирисе говорится, что некий Памиль в Фивах в то 
время, как он черпал воду, услышал голос из храма Зевса, повелевший ему 
возвестить, что родился великий царь, благодетель Озирис. В честь этого Памила 
праздновались Памилии, сходные, как говорят, с фаллофориями. Памил, стало быть, 
подобно первоначальному Дионису, фаллический демон; сведенный к своей 
первооснове, миф этот значит, что Озирис и Изида рождены Фаллосом из воды == 
материнской утробы, то есть самым обыкновенным путем. (Хронос был в любовной 
связи с Реей и она зачала от него; их союз был тайным — Рея была его сестрой. 
Однако Гёлиос подсмотрел за ними и проклял их связь; Тифон, бог ада, коварно 
умертвил Озириса, засадив его в забитый гвоздями ящик, который пустил по волнам 
Нила и, таким образом, сплавил в море. Но в подземном мире Озирис сочетался со 
второй своей сестрой, Нефтис — мотив ночного плавания по морю с кровосмешением.
) Тут ясно видно все развитие символики: в материнской утробе, еще до рождения, 
Озирис предается кровосмесительной связи; после смерти, во втором утробном 
бытии, Озирис снова совершает инцест. Оба раза сестра просто заменяет мать в 
качестве легального, нецензурированного символа, потому что на заре 
человечества брак между братом и сестрой не только допускался, но даже считался 
признаком знатности. Заратустра даже советовал совершать браки между 
родственниками. Такая мифическая форма в наше время была бы невозможной, по той 
причине, что брачное сожительство с сестрой, как кровосмесительное, подлежало 
бы вытеснению.
Злой Тифон хитростью вовлекает Озириса в ларец или ящик; это искажение 
фактической данности очень прозрачно: изначальное “злое” в человеке стремится 
возвратиться в лоно матери, иными словами: хитрость, придуманная Тифоном, не 
что иное, как запрещенная законом кровосмесительная тоска по матери. 
Показательно то, что тут говорится о хитрости: с помощью хитрости человек хочет 
каким-нибудь обманным путем достигнут возрождения, стать снова младенцем. 
Древнеегипетское песнопение даже обвиняет мать Изиду в том, что она 
предательски сразила солнце-бога Ра; ей приписывают, что она с злым умыслом 
изгнала и предала сына. В песне говорится, как Изида вылепила змею и положила 
ее на пути Ра, как змея эта ранила Ра своим ядовитым жалом; эта рана никогда не 
зажила, так что Ра должен был наконец приютиться на спине небесной коровы. 
Корова же есть богиня с коровьей головой, точно так же как Озирис не кто иной, 
как бык Апис. Мать упрекают, будто она является причиной того, что сыну 
приходится искать убежища у матери, для того. чтобы исцелиться от раны, которую 
мать же и нанесла ему; а нанесена эта рана запретом инцеста 45 лишением 
надежного убежища, которым пользовался в детстве и ранней юности, лишением 
всего бессознательно-инстинктивного свершения, позволявшего ребенку жить в 
качестве несознающего себя родительского придатка. В этом заложено много 
окрашенных чувством воспоминаний о животном периоде, когда еще не существовало 
формул “ты должен” и “ты смеешь”, а все было лишь простым, естественным 
свершением. И кажется, что я поныне в человеке живет глубокое ожесточение 
против непреклонного закона, некогда лишившего его инстинктивной вольготы и 
непринужденности и отнявшего у него великую красоту животной природы, столь 
гармоничной в самой себе. Этот закон между прочим проявлялся вероятно и в 
кровосмесительном запрете и его коррелатах (брачных законах и так далее), 
поэтому страдание и гнев изливается на мать, как будто она виновата в 
доместикации человека. Для того, чтобы не осознать своего кровосмесительного 
желания (стремления вспять к звериной природе), сын возлагает на мать всю 
тяжесть вины, и создается образ “страшной матери” 46. Мать становится для сына 
страшным привидением, марой. 47
Свершив свое ночное плавание по морю, ящик с Озирисом выбрасывается на берег у 
Библоса и попадает в ветки верескового куста, которые обвивают гроб и 
разрастаются в прекрасное дерево. Царь этой страны повелевает сделать из этого 
дерева колонну под свою кровлю 48. Co времени гибели Озириса (зимний 
солнцеворот) совпадает тысячелетний обычай плача по умершему богу, а его 49 
“нахождение” является праздником радости и ликования. Особенно замечательно 
следующее место из печальных поисков Изиды: жалобно стеная, порхала она 
ласточкой вокруг столба, скрывающего в себе спящего мертвым сном бога. (Тот же 
мотив мы встречаем и в сказании о Киффгэйзере.)
Впоследствии Тифон разрезает труп на куски и разбрасывает их по ветру. Этот 
мотив разрезания на куски мы встречаем в многочисленных солнечных мифах как 
обратное выражение для воссоздания младенца в материнской утробе 50. И 
действительно, мать-Изида собирает куски трупа с помощью шакалоголового А 
нубиса.
(Труп она тоже находит с помощью собак.) Тут ночные пожиратели трупов, собаки и 
шакалы, становятся помощниками при воспроизведении, возрождении 51. Египетский 
коршун обязан символическим значением матери также тому, что он пожирает трупы. 
В древнейшие времена в Персии трупы выбрасывались на дорогу на съедение 
собакам; и поныне существует индусская башня, где на коршунов во