, именно те представления, которые они проецируют в бога. Они 
хотят таким путем любить свое собственное бессознательное, то есть те в каждом 
человеке равно сохранившиеся остатки древнего человечества и многовекового 
прошлого, другими словами, то оставленное всем ходом развития общее наследие, 
что дано в дар всем людям, наподобие света солнца и воздуха. Но любя это 
наследие, люди любят то, что общо всем; так они возвращаются назад к матери 
людей, к духу расы, и таким образом вновь приобретают частицу той взаимной 
связанности, той тайной и непреоборимой силы, какую обычно дает чувство 
общности со стадом. Здесь перед нами проблема Антея, сохраняющего свою 
исполинскую силу только благодаря соприкосновению с матерью-землею. Этот 
временный уход в самого себя, означающий, как мы уже видели, возврат в детское 
отношение к родительским “imagines”, в известных пределах влияет, по-видимому, 
благотворно на психологическое состояние личности. Вообще можно признать, что 
оба основных механизма психозов — перенесение и интроверсия — широко служат 
также целесообразными нормальными способами реакции на комплексы: перенесение 
как средство укрыться от комплекса в реальный мир, интроверсия же — как 
средство с помощью комплекса отделаться от реального мира.
Уяснив себе таким образом реальные цели, связываемые с молитвами, мы можем 
теперь ознакомиться с дальнейшим рассказом нашей сновидицы в ее видениях: после 
молитвы появляется “голова сфинкса в египетском головном уборе”, появляется и 
быстро исчезает. Здесь мисс Миллер помешали — она была на момент разбужена. Это 
видение напоминает отмеченную в начале фантазию о египетской статуе, застывший 
жест которой здесь вполне на месте как явление так называемой функциональной 
категории. Легкие стадии гипноза и носят техническое название оцепенение. Слово 
“сфинкс” во всем цивилизованном мире указывает на “загадку”; это — таинственное 
существо, загадывающее загадки, подобно сфинксу Эдипа, стоявшему у врат его 
судьбы как символическое возвещение неотвратимого.
Сфинкс представляет собой звероподобное изображение той материнской “imago”, 
которую можно обозначить как “страшную мать”, от которой в мифологии 
сохранились еще обильные следы. К мифу об Эдипе такое толкование вполне 
подходит. В нашем же случае вопрос остается открытым. Мне сделают упрек, что 
ничто, кроме слова “сфинкс”, не оправдывает здесь ссылки на сфинкс Эдипа. При 
недостаточности субъективных материалов, которых в Миллеровском тексте для 
данного видения вовсе нет, приходится и от индивидуального истолкования 
совершенно отказаться. Намека, который содержится в словах о “египетской” 
фантазии, совершенно недостаточно, чтобы из него можно было сделать тут 
какое-нибудь употребление. Поэтому, если мы и дерзаем проникнуть в тайну этого 
видения, мы вынуждены сделать, быть может, чересчур смелую попытку обратиться к 
тем материалам, которые дает нам история народов,— исходя из того допущения, 
что бессознательное современного человека отливает свои символы все в те же 
формы, что и в давно минувшие эпохи. Сфинкс в его традиционном виде 
представляет собой смешанное получеловеческое, полузвериное существо, к 
которому мы должны подходить с теми материалами, какие вообще имеют силу по 
отношению к подобным продуктам фантазии. Я сошлюсь здесь прежде всего в общей 
форме на положения, развитые в первой части, где речь шла о звероподобных 
образах libido. Аналитику этот способ изображения хорошо знаком по сновидениям 
и фантазиям невротиков (и нормальных). Влечение охотно находит свое отображение 
в животном, в быке, лошади, собаке и так далее. Один из моих пациентов, 
поддерживавший сомнительного свойства отношения с женщинами и начавший лечение, 
можно сказать, с чувством страха, что я наверно запрещу ему его половые 
авантюры, имел такое сновидение: я (его врач) весьма ловко пригвождаю копьем к 
стене какое-то странное животное, наполовину свинью, наполовину крокодила. 
Подобными звероподобными изображениями libido — прямо кишмя кишат сновидения. 
Нередко встречаются и смешанные существа, как в описанном сне. Ряд ярких 
примеров, в особенности таких, где нижняя животная половина изображена в 
зверином виде, представил нам Bertschinger.
В зверином виде представленная libido — это не что иное, как “животная” 
сексуальность, пребывающая в вытесненном состоянии. Как известно, история 
вытеснения имеет свои корни в проблеме кровосмешения, на почве которой дают 
себя чувствовать нервные побудительные мотивы к моральному противлению 
сексуальности. Объекты вытесненной libido — это в конечном счете “imagines” 
отца и матери; поэтому-то и звероподобные символы, поскольку они символизируют 
не просто libido вообще, часто содержат изображение отца или. матери (например, 
отца в виде быка, матери в виде коровы). Из этого корня, по-видимому, берут 
свое начало как мы выше показали, и звероподобные атрибуты божества. Поскольку 
вытесненная libido при известных условиях слова появляется в форме страха, 
символами служат по большей части животные устрашающего характера.
Сознательно мы всею душою чтим мать, во сне же она преследует нас как страшное 
животное. Сфинкс с мифологической точки зрения и представляет собой это 
нагоняющее ужас животное, обнаруживающее явственные черты чего-то производного 
от матери: в сказании об Эдипе сфинкс послан Герой, ненавидевшей Фивы как место 
рождения Вакха. Одержав победу над сфинксом, представляющим не что иное, как 
страх перед матерью, Эдип должен добиваться руки своей матери, ибо трон и рука 
овдовевшей царицы Фив должны были достаться тому, кто освободит страну от 
сфинксовой напасти. Генеалогия сфинкса обнаруживает множество точек 
соприкосновения с затронутой нами проблемой: сфинкс — дочь Эхидны, смешанного 
существа, представляющего сверху прекрасную деву, снизу — отвратительную змею. 
Эта двойственность соответствует образу матери: сверху — человеческая, 
привлекательная, достойная любви половина, а снизу — страшная, звериная 
половина, превращенная запретом кровосмешения в нагоняющего ужас зверя. Эхидна 
происходит от матери земли, Всематери Ген, которая родила ее на свет от Тартара,
 олицетворенного подземного царства (места страха).