каждый по-своему интерпретирует и применяет их- Когда я 
использую в разговоре термины "государство", "деньги", "здоровье" или 
"общество", я предполагаю, что мои собеседники понимают их более или менее так 
же, как и я. В этом "более или менее" вся соль. Любое слово имеет чуточку 
отличающееся значение у разных людей, даже если они одного культурного уровня. 
Так происходит, потому что общее понятие, пройдя через призму индивидуальности, 
трактуется и применяется каждым слегка по-своему. Отличия в трактовке, 
разумеется, возрастают, когда социальный, политический, религиозный или 
психологический опыт собеседников значительно разнится.
 До тех пор, пока понятие исчерпывается своим названием, вариации в его 
понимании почти не ощутимы и не имеют практического значения. Однако, как 
только оно требует точного определения или тщательного объяснения, то 
появляются самые невероятные трактовки, и не только в чисто интеллектуальном 
понимании термина, но особенно в его эмоциональной окраске и способе применения.
 Как правило, эти различия являются неосознаваемыми и таковыми остаются.
 Казалось бы, подобные различия можно было бы отбросить как излишние и 
преходящие нюансы, имеющие мало общего с будничными потребностями. Однако сам 
факт их существования показывает, что даже самое обыденное содержимое сознания 
имеет оттенок приблизительности. Даже тщательнейшим образом сформулированные 
философские или математические понятия, не имеющие, по нашему убеждению, иного 
содержания, чем вложенное нами, на самом деле наделены более широким значением, 
чем мы предполагаем. Это - психическое явление, и как таковое оно познаваемо не 
полностью. Даже числа, используемые при счете, и те представляют из себя нечто 
большее, нежели мы думаем. Они несут еще и мифологическую нагрузку (а 
пифагорейцы обожествляли их), о чем мы, конечно, не задумываемся, складывая или 
перемножая их.
 Если сказать коротко, то у каждого понятия, имеющегося в нашем сознательном 
мышлении, есть свое ассоциативное соответствие в психике. Ассоциация, 
соответствующая понятию, может быть более или менее яркой (в соответствии с 
важностью этого понятия для нашей индивидуальности или в увязке с другими 
идеями и даже комплексами нашего подсознания) и может изменять "обычный" смысл 
понятия. Временами - при смещении под порог сознания - этот смысл значительно 
видоизменяется.
 Подсознательные аспекты всего, что случается с нами, играют, как может 
показаться, весьма малую роль в нашей повседневной жизни. Однако они очень 
важны для психологов при анализе снов - языка подсознания - и являются, в 
сущности, зародышами-невидимками наших осознанных мыслей. Вот почему обычные 
вещи или мысли во сне могут оказывать на нас мощное психическое воздействие. 
Нам снится всего лишь запертая комната или ушедший поезд, а мы просыпаемся в 
тревоге.
 Приснившиеся образы обычно всегда ярче и живее, чем аналогичные понятия и 
впечатления в жизни. Одна из причин здесь в том, что во сне может открываться 
подсознательное их значение. Когда мы сознательно мыслим, мы ограничиваем себя 
рамками рационального - тем самым заставляя тускнеть любые слова, ибо мы лишим 
их большинства присущих им психических ассоциаций.
 Я припоминаю один свой сон, который мне трудно было истолковать. Мне снилось, 
что какой-то человек пытается зайти мне за спину и запрыгнуть на меня. Я не был 
с ним знаком в реальной жизни, хотя знал, что он как-то раз подхватил одну из 
моих фраз и переиначил ее, изменив смысл на гротескно противоположный. Я никак 
не мог уловить связь между этим фактом и попытками возникшего во сне человека 
взгромоздиться на меня. Вместе с тем, в моей профессиональной практике часто 
происходило искажение моих слов - так часто, что я перестал даже рассуждать, 
стоит ли обижаться. Вообще-то, неплохо бы сознательно контролировать свои 
эмоции - как я вскоре понял, в этом и заключался урок сна. Здесь оказалось 
зрительно обыграно австрийское простонародное выражение "Du kannst mir auf den 
Buckel steigen" ("Хоть на закорки мне залезь"), достаточно обычное в разговоре 
и означающее: "Мне все равно, что ты обо мне говоришь". Его американский 
эквивалент, который вполне мог бы присниться так же наглядно, гласит 
"Искупайся-ка в озере".
 Можно сказать, что этот сон был символическим, ибо он не прямо показал 
ситуацию, а использовал для выражения сути метафору, поначалу мне не доступную. 
Подобные случаи (а они не редкость) не означают какой-то преднамеренной 
маскировки со стороны сна-дело здесь в нашем малом умении понимать эмоционально 
заряженный, образный язык. Повседневность требует от нас точности и четкости в 
формулировании слов и мыслей, и мы научились обходиться без фантазии с ее 
приукрашиванием действительности, утратив тем самым качество восприятия, 
присущее нашим первобытным предкам. Почти поголовно мы перепоручили подсознанию 
все необыкновенные психические ассоциации, порождаемые вещами или идеями. 
Первобытный же человек, напротив, знает их психические аналоги и поэтому 
наделяет зверей, растения, камни силой и качествами, которые для нас непонятны 
и неприемлемы.
 Обитатель африканских джунглей, например, видя днем ночное животное, знает, 
что на самом деле-это деревенский шаман, временно принявший такое обличье. Он 
может также посчитать зверя "лесной душой" или духом предков одного из своих 
соплеменников. Какое-нибудь дерево может иметь для дикаря жизненно важное 
значение. Он будет считать его имеющим душу и голос и ощущать связь между своей 
и его судьбой. В Южной Америке в некоторых племенах индейцы считают себя 
красными попугаями ара, хотя и вполне понимают, что перья, крылья и клювы у них 
отсутствуют. Дело здесь в том, что в мироощущении первобытных людей вещи не 
имеют таких отчетливых границ, как в нашем "рациональном" обществе.
 То, что психологи называю