пытать всю 
полноту жизни на значительном отрезке детства и юности. Поэтому его можно 
назвать оторванным от реальной жизни и незаконченным человеком, растерявшим 
себя в бесплодной погоне за метафизическими целями, так и не ставшими явью. Он 
не был еще готов принять жизнь такой, какая она есть: и в ее хорошем, и в 
плохом.
 Похоже, что "молодой человек в черном" во сне моего пациента олицетворяет как 
раз эту, теневую, сторону подсознательного. Подобное напоминание о теневых 
аспектах личности, их мощном потенциале и роли в подготовке героя к жизненным 
баталиям составляет суть перехода от начальной тематики сна к теме жертвующего 
собой героя: симпатичного юноши, распластавшегося на алтаре. Герой такого типа 
соответствует обычно поздней юности. В это время человек обретает жизненные 
идеалы и чувствует, как их сила преображает не только его самого, но его 
отношения с другими людьми. Можно сказать, это время расцвета молодости, когда 
мы привлекательны, полны энергии и идеализма. Почему же мы тогда так склонны к 
жертве?
 Причина, видимо, та же, что заставила Близнецов из мифа виннебаго отказаться 
от своей мощи под угрозой уничтожения. Идеализм юности, способный "завести" нас,
 непременно ведет к чрезмерной самоуверенности: наше Я может в экзальтированном 
состоянии ощущать свое богоподобие, но только ценой самообмана, опасного бедой. 
(В этом смысл истории об Икаре, юноше, поднявшемся к небесам на хрупких, 
изобретенных человеком крыльях - но слишком близко к солнцу, что привело к его 
роковой гибели). И все-таки юношеское эго должно пройти через этот риск, ибо 
если молодой человек не ставит перед собой сложных задач, он не сможет 
преодолеть преграды, разделяющей юность и зрелость.
 До сих пор я говорил о выводах, которые мой пациент мог извлечь из своих снов 
на уровне личных ассоциаций. Однако в сновидении имеется другой архетипический 
уровень - тайна приносимой человеком жертвы. Именно загадочность этого действия 
диктует его проявление в ритуальной форме, символика которой уводит нас далеко 
назад в прошлое человечества. В распростертом на алтаре юноше видна связь с 
обрядом даже более древним, чем те, что вершились на жертвенных плитах 
святилища в Стоунхедже. Можно представить, что это ежегодный ритуал, не раз 
проводившийся на первобытных жертвенниках, посвященный солнцестоянию и 
означающий одновременно смерть и возрождение мифологического героя.
 Ритуал проникнут скорбью, но в то же время и особого рода радостью, отражающей 
внутреннее понимание того, что смерть ведет еще и к новой жизни. Будь то 
эпическая проза индейцев виннебаго или плач по умершему Бальдру в норвежских 
сагах, поэзия Уолта Уитмена, оплакивающего Авраама Линкольна, или приснившийся 
ритуал, благодаря которому человек возвращается к надеждам или страхам 
молодости, - тема одна и та же: драма нового рождения через смерть.
 Концовка сна выглядит забавным эпилогом, в котором сновидец наконец 
вовлекается в действие сновидения. Он находится вместе с другими людьми на 
платформе, с которой нужно спуститься, но не хочет спускаться по лестнице, 
боясь нападения. Однако пример женщины, с которой ничего при спуске не 
случилось, ободряет его, и он спускается тоже. Поскольку, как выяснилось из 
ассоциаций пациента, все представление, свидетелем которого он стал, было 
частью ощущаемого им процесса внутренних перемен, то подобная концовка навеяна, 
по-видимому, мыслями о сложностях возвращения к повседневной реальности. Его 
страх перед силачами говорит о его опасениях, что архетип Плута может 
проявиться в коллективной форме.
 Во сне спасение приходит в виде приставной лестницы, символизирующей, скорее 
всего, рациональный ум, и в лице женщины, помогающей сновидцу спуститься. Ее 
появление в заключительном эпизоде сна указывает на психическую потребность 
включить женское начало в качестве дополнения ко всем видам действий, в которых 
делается упор на мужское начало.
 Сказанное выше, как и то, что я использовал миф виннебаго для наглядного 
объяснения конкретного сновидения, вовсе не означает, что для истолкования снов 
следует обязательно найти исчерпывающие, но абсолютно не естественные параллели 
между их содержанием и сюжетами из истории мифологии. Каждый сон по своему 
своеобразен, и форма, которую он принимает для человека, в точности 
соответствует его собственной ситуации. Я стремился показать, каким образом 
подсознание черпает архетипический материал и видоизменяет его структуру 
сообразно потребностям сновидца. И в этом конкретном сне не следует искать того 
же, что виннебаго описывали в циклах Красного Рога или Близнецов: связь с ними 
скорее сущностная, поскольку их основная тема - тема жертвенности.
 В качестве общего правила можно сказать, что необходимость в героических 
символах возникает, когда эго нуждается в укреплении - например, когда 
рассудочное мышление не справляется с какой-то задачей, и ему требуется опора 
на источники силы, находящиеся в подсознательной части разума. Например, в 
сновидении, проанализированном выше, не упоминалась одна из важнейших сторон 
мифа о типичном герое - его способность спасать или защищать прекрасных женщин 
от страшной опасности. (Скорбящая дева - популярная тема мифов средневековой 
Европы). Это один из путей обращения снов или мифов к "аниме" - женскому началу 
в мужской психике, которое Гете называл "Вечной женственностью".
 Природа и функции этого женского начала будут обсуждены далее в этой книге 
д-ром фон Франц. Но его связь с персонажем героя можно проиллюстрировать здесь 
сном, пришедшим к другому пациенту - человеку зрелого возраста. Начало сна было 
следующим:
 "Я вернулся из длительного путешествия по Индии. Меня и моего друга снаряжала 
в путешествие одна женщина, которую я, вернувшись, упрекнул за то, что она не 
дала нам с собой черных непромокаемых ш