ству, исходящему с Востока, Запад вынужден чересчур вооружаться для 
своей защиты, восхваляя одновременно свои добродетели и благие намерения.
 Запад не видит, что его собственные пороки, которые он укрывает безупречным 
этикетом и протоколом в международных отношениях, методично и без зазрения 
совести демонстрируются ему коммунистической системой. То, что на Западе 
допускалось под завесой секретности и с некоей стыдливостью (дипломатический 
обман, систематическое притворство, замаскированные угрозы), приходит к нам в 
открытую и в полной мере с Востока, связывая нас невротическими узами. Из-за 
Железного занавеса на Запад глядит, ухмыляясь, его собственная злая тень.
 Такая ситуация является главной причиной особого чувства беспомощности, 
охватывающего многих людей, живущих на Западе. Они начали понимать, что 
трудности, с которыми мы сталкиваемся, скорее морального порядка и что попытки 
преодолеть их путем накопления гор ядерного оружия или через экономическое 
"соревнование" мало что дают, ибо являются палкой о двух концах. Многие из нас 
понимают теперь, что использовать этику и разум предпочтительнее, так как они 
обеспечивают нам психологический иммунитет от нескончаемо множащейся инфекции.
  Однако все попытки такого рода демонстрировали до сих пор свою крайнюю 
неэффективность, неизбежную до тех пор, пока мы пытаемся убедить себя и весь 
мир в ошибочности их (то есть наших оппонентов) действий. Мы скорее 
приблизились бы к цели, попытавшись признать свою собственную тень вместе с ее 
отвратительными деяниями. Зная об этой тени, представляющей собой темную 
сторону нашей натуры, мы обрели бы иммунитет от любых моральных и умственных 
проказ и происков. В теперешней же ситуации мы доступны любой чуме, поскольку 
мы занимаемся практически тем же, что и они. Все это усугубляется тем, что мы 
не понимаем и не хотим понять, что мы творим под прикрытием хороших манер.
 У коммунистической системы есть один большой миф (мы называем его иллюзорным, 
тщетно надеясь на его исчезновение под давлением нашей точки зрения как более 
весомой). Это освященная временем архетипическая мечта о "Золотом веке" (или о 
Рае), где человечество наслаждается изобилием всего и вся под великим, 
справедливым и мудрым руководством вождя, возглавляющего этот грандиозный 
детский сад. Этот мощный архетип в его инфантильной форме до сих пор удерживает 
свои позиции в умах жителей Восточного блока, и ему не суждено исчезнуть лишь 
по причине превосходства наших идей. Наоборот, мы все время подпитываем его 
нашей собственной незрелостью, ибо западная цивилизация охвачена той же 
мифологией. Не сознавая этого, мы культивируем те же предрассудки, надежды и 
мечты. Мы тоже верим в государство общего благоденствия, во всеобщий мир, 
равенство, в вечные права человека, в правду и справедливость и (не заявляя об 
этом громогласно) в Царство Божье на земле.
 Грустная же истина заключается в том, что реальная жизнь полна неумолимо 
действующих противоположностей: день сменяется ночью, рождение - смертью, 
счастье - горем, а добро - злом. И мы не можем даже быть уверены в победе 
одного над другим - в том, что добро осилит зло, а радость превзойдет боль. 
Жизнь-это поле битвы. Так всегда было и будет, а если нет-то жизнь прекратится.
 Именно переживание этого конфликта человеком подтолкнуло его к таким 
мироотрицающим идеям, как ожидание конца света у ранних христиан или отказ от 
всех земных радостей и надежд у буддистов. Такие взгляды можно бы счесть 
самоубийственными, если бы они не были вызваны особенностями основных этических 
постулатов этих двух учений, которые в определенной степени смягчают этот 
радикализм мировосприятия.
 Я подчеркиваю это обстоятельство, потому что в наше время у миллионов людей 
потеряна вера в любые религии. Эти люди перестали понимать то, чему ранее 
поклонялись. Пока в жизни все гладко, потеря практически не замечается. Однако 
все изменяется, когда в жизнь вторгается страдание. Вот тогда люди начинают 
искать выход и размышлять о смысле жизни и ее непонятных и болезненных аспектах.

 Интересно, что к психотерапевту, по моему опыту, чаще обращаются евреи и 
протестанты, чем католики. Этому можно найти объяснение в том, что католическая 
церковь все еще чувствует себя ответственной за cura animarum (заботу о 
благополучии души). Но в наш век науки вопросы, ранее находившиеся в 
компетенции теолога, скорее зададут психотерапевту. Люди чувствуют важность 
веры в осмысленность жизни или в Бога и бессмертие. Мощный стимул таким мыслям 
обычно придает приближение смерти. С незапамятных времен люди раздумывали о 
Верховном Существе (одном или нескольких) и о потустороннем мире. И только 
сегодня они считают, что могут обойтись без них.
 Из-за того, что мы не можем обнаружить на небесах трон Господень, например, 
через радиотелескоп, или в более или менее материальной форме, люди начинают 
полагать эти идеи неверными. Я предпочел бы сказать, что они недостаточно верны,
 ибо эти концепции сопровождали род человеческий с доисторических времен и все 
еще прорываются в сознание при каждом удобном случае.
 Современный человек может утверждать, что ему эти идеи ни к чему, ссылаясь на 
отсутствие научных доказательств их истинности. Или, напротив, он может 
сожалеть о потере своих убеждений. Но поскольку речь идет о невидимом и 
неведомом (Бог выше человеческого понимания, а бессмертие недоказуемо), то к 
чему волноваться насчет доказательств. Так, если бы мы и не знали о пользе соли 
в нашем рационе, то все равно пользовались бы благотворным эффектом ее 
применения. Можно, конечно, возразить, что это лишь предрассудок или привычка 
вкуса, но ее положительное воздействие на наш организм от этого не изменится. 
Зачем же в таком случае лишать себя воззрений, доказавших свою действенность в 
кризисных ситуациях и придающих смысл нашему существованию?
 Как же нам узнать, что эти идеи неверны? Многие согласились бы со мной, если 
бы я заявил, что это, скорее всего, иллюзии. Между тем о