Например, у пациента, столкнувшегося с невыносимой ситуацией, может 
возникнуть спазм при глотании: воспоминание о ней заставляет его поперхнуться. 
В аналогичной ситуации у другого пациента начинается приступ астмы: его 
угнетает "атмосфера дома". Третий страдает от особой формы паралича ног, он не 
ходит, поскольку "продвигаться" далее так невозможно. Четвертого мучают 
приступы рвоты во время еды, потому что он не может "переварить" какой-то 
неприятный факт. Я мог бы привести много аналогичных примеров, но подобная 
физическая реакция является лишь одной из форм выражения подсознательно 
беспокоящих нас проблем. Чаще всего они приходят к нам во сне.
 Любой психолог, которому приходилось выслушивать содержание снов пациентов, 
знает, что символов, встречающихся в сновидениях, много больше, чем физических 
симптомов невроза. Зачастую сны состоят из сложных и красочных
 фантазий. Однако, если использовать для анализа этого материала фрейдовскую 
методику "свободных ассоциаций", окажется, что все разнообразие сновидений 
можно свести к нескольким базисным сюжетам. Этот метод сыграл важную роль в 
развитии психоанализа, позволив Фрейду использовать сны пациентов в качестве 
отправной точки для изучения их неосознанных проблем.
 Фрейд сделал простое, но глубокое наблюдение: если пациента поощрить к 
разговору об увиденном во сне, попросить поделиться мыслями по данному поводу, 
то он неизбежно "раскроется" и обнажит бессознательный фон своих недомоганий 
как тем, что он расскажет, так и тем, что в рассказе опустит. Его рассказ может 
показаться иррациональным и не имеющим видимой связи с его проблемами, однако 
через некоторое время нетрудно разобраться, чего он избегает, какие неприятные 
мысли и воспоминания подавляет. Как бы он ни старался не выдать себя, все его 
слова будут указывать на переживание, от которого он страдает. Врачам настолько 
часто приходится сталкиваться с неприглядной стороной жизни, что они редко 
ошибаются в расшифровке намеков, порождаемых беспокойным подсознанием пациента. 
И то, что им открывается, к сожалению, обычно соответствует их предположениям. 
Все сказанное до сих пор лишь подтверждает фрейдовскую теорию о подавленных и 
осуществленных желаниях как очевидных источниках символики сновидений.
 Фрейд придавал особое значение снам как отправному пункту процесса "свободных 
ассоциаций". Через некоторое время, однако, я начал понимать, что использовать 
таким образом все богатство фантазий, генерируемых подсознанием во сне, было бы 
ошибочно и недостаточно. Первые сомнения у меня появились после рассказа моего 
коллеги об ощущениях, пережитых им во время долгой поездки по железной дороге в 
Россию. Хотя он не знал русского языка и не был знаком с написанием букв в 
кириллице, он увлекся разглядыванием вывесок на железнодорожных станциях, 
пытаясь угадать, что могут означать эти странные буквы.
 Размышляя об этом, он фантазировал, расслабившись, представляя самые 
невероятные значения незнакомых слов, когда вдруг обнаружил, что "свободные 
ассоциации" пробудили целый ряд старых воспоминаний, в том числе весьма 
неприятных и, казалось, надежно погребенных, которые он в свое время желал 
забыть и сознательно забыл. Фактически он обнаружил свои "комплексы" - так 
психологи называют подавленные эмоции и воспоминания, которые могут вызывать 
постоянные психологические расстройства и даже, во многих случаях, 
невротические синдромы.
 Этот случай открыл мне глаза на то, что для изучения комплексов пациента 
необязательно использовать сны как отправную точку процесса "свободных 
ассоциаций". Ведь докопаться до сути можно с разных сторон. Оттолкнуться можно 
от букв кириллицы, медитации с хрустальным шаром, молитвенного колеса, 
современной картины и даже от обычного разговора о всяких пустяках. В этом 
отношении сон не лучше и не хуже, чем любое другое отправное начало. Тем не 
менее, сны имеют особое значение, даже когда порождены эмоциональными 
потрясениями, где не обошлось без присущих индивидууму комплексов. (Присущие 
каждой личности комплексы представляют собой наиболее уязвимые места психики, 
моментально реагирующие на внешние раздражители). Вот почему "свободные" 
ассоциации могут привести от любого сна к "запретным" мыслям.
 На этом этапе мне пришло в голову, что (если я был прав в вышеприведенных 
рассуждениях) сны вполне могут иметь некую особую и более весомую 
самостоятельную функцию. Очень часто они явно структурированы таким образом, 
что указывают на породившую их мысль или намерение, которые, однако, распознать 
сразу почти невозможно. Тогда я подумал: а не лучше ли уделять больше внимания 
анализу формы и содержания конкретного сновидения, чем выстраивать путем 
"свободных" ассоциаций цепочку, ведущую к комплексам, обнаружить которые 
нетрудно и другими методами?
 Эта мысль стала переломной в развитии моей концепции. Я постепенно отказался 
от ассоциативного метода, слишком далеко уводящего от содержания сна, и 
предпочел сосредоточиться на самих сновидениях, считая, что они выражают некое 
сообщение, которое пытается передать подсознание.
 Перемена моего отношения к снам обусловила и изменение методики. Новый метод 
позволял описывать все разнообразие аспектов сновидения. Если рассказ, 
поведанный сознающим разумом, имеет начало, развитие и концовку, то во сне все 
по-другому. Его пространственно-временные координаты отличаются от обычных. 
Чтобы понять это, сновидение следует тщательно изучить как незнакомый предмет, 
который мы крутим в руках, поворачивая его снова и снова, пока каждая деталь не 
станет знакомой.
 Теперь, быть может, я достаточно показал, как я все более отходил от 
фрейдовского свободно-ассоциативного метода: я хотел держаться как можно ближе 
к самому сну, исключая все не относящиеся к делу идеи и ассоциации, которые он 
мог бы пробудить. Конечно, они помогали разобраться с комплексами пациента, 
приводящими к невротическим расстройствам, но не в этом я видел свою цель. Ведь 
д