пока еще имела любая терапевтическая система, работала ли она при помощи 
горячей воды или холодной, суггестии или десуггестии. Для оценки 
терапевтических результатов, так же как и для обсуждения терапевтической 
системы, нет иного пути, кроме вчувствования в душу анализируемого человека или 
в душу терапевтической теории.
 Психоанализ Фрейда - это прежде всего психология семейного романа: отношение 
ребенка к родителям, мальчика к матери, девочки к отцу, истолкованное как 
"инцестуозное желание", связывает душевные силы подрастающего человека и мешает 
его превращению в мужчину и отца, внутренним законом которого, сексуальным 
распространением и плодом его желания должно стать "государство" или, как 
говорит Фрейд, "Сверх-Я". Это отношение к "Сверх-Я", с одной стороны, 
конституирует зрелая сексуальность, с другой стороны, так называемое 
"приспособление к реальности", там же, где это "приспособление" или эта 
"реальность" отсутствуют, возникает невроз; интепретируемый Фрейдом как 
сексуальное отношение к собственным родителям или к их "имаго" (Юнг), от 
которых еще не произошло отделение (сексуального) "либидо". Ибо приводимая в 
движение сексуальными процессами в теле психика человека, так сказать, 
запутывается между принципом удовольствия - "матерью" - и принципом 
"реальности" - законом, "отцом". Фрейд обосновывает положение человека внутри 
этого противоречия в первую очередь фактическим отношением к собственному отцу 
и собственной матери, во-вторых, воздействием имаго отца или имаго матери, 
причем под имаго понимается отображение человека, вещи или ситуации - короче 
говоря, того, что было пережито, равно как и того, что образуется в результате 
непроизвольной деятельности фантазии. В латыни слово "imago" часто 
употребляется в значении видимости, иллюзии, тени, фантома, то есть 
противопоставляется действительности.
 А в-третьих, "отец - мать", само собой разумеется, также представляют 
противоречивую пару понятий символического характера, в которой находит 
выражение универсальный дуализм душевного переживания в целом. Правда, это 
полностью символическое содержание может стать осязаемым только в той мере, в 
какой отношение к противоречивой паре - здесь, стало быть, к отцу - матери - 
сняло с себя покров личных аффектов, которые кто-нибудь может настолько тесно 
связать с представлением отец - мать, например вследствие личных реминисценций, 
что он сопротивляется возможности познать и пережить тот огромный дуализм, по 
крайней мере в этом выражении. То есть он застрял бы в психологии семейного 
романа, и даже психологическая теория или учение застревает в ней, поскольку 
для них двойственность отец - мать "подозрительна как комплекс" и они 
предполагает в ней символическое содержание несчастного детства.
 Но если мы не будем учитывать аффекты, застрявшие в каких-либо личных 
реминисценциях, то образ "отец - мать" - впрочем, так же как и образы 
"удовольствие - реальность" или "Сверх-Я" - "подсознание" - включаются в 
качестве образа в многочисленные сходные противоречивые двойственные формулы, в 
которых самым разным способом пытались осмыслить дуализм основ всей душевной 
жизни.
 Мы находим дуалистские умозрения начиная уже с древнейших времен; я напомню 
здесь только о древних китайских символах Янь и Инь, изображаемых в виде круга, 
который S-образная линия делит на две равные части; одна из этих частей белая с 
черным центром, другая - черная с белым, формы и формулы выражения меняются, 
общее же, в конечном счете всеобъемлющее и поэтому невыразимое, остается тем же 
самым, Во всяком случае, дуализм отнюдь не является характерной чертой 
психоанализа - но, пожалуй, характеризующим является выбор формы, в которой 
этот дуализм выражается. Вместо того чтобы говорить об отце и матери, с таким 
же успехом можно было бы говорить о мужском - женском или о солнце и луне, о 
дне и ночи, жизни и смерти, логосе и эросе, любви и ненависти, о необходимости 
и свободе или добре и зле, как греки и т.п., или же, как, например, у Клагеса, 
о духе и жизни, принципиально ничего не меняя в самом смысле... поскольку эти 
двойственные формулы осмыслены не предметно, а символически. Что касается 
символического понимания, то мы должны здесь сделать еще один шаг. 
Символическое понимание вовсе не связано со столь емкими парами 
противоположностей - и вообще связано не только с парами противоположностей.
 Символы всегда апеллируют к фантазии, а потому в какой мере и будет ли вообще 
что-либо рассматриваться символически, зависит только от творческой способности 
фантазии. Для некоторых символическая двойственность "отец - мать", 
действительно, мало что значит - возможно, намного меньше, чем, например, для 
человека востока идея "луны", которую он, медитируя, наполняет невыразимым 
содержанием - или внезапной интуицией, воспламеняющейся в один прекрасный 
момент не знаю какой невидимой силой и совершающей перелет к тому знанию, к 
которому обычно приближаются с трудом, походкой вола, ценою долгих ученических 
занятий (Три превосходных примера интуитивного постижения имеются у Эрнста Б е 
р л а х а, "Жизнь, рассказывающая о себе" .- Авт.).
 Ведь душа не придерживается правил; ее даже и нельзя постичь при помощи 
душевных правил как таковых. Разумеется, это еще не значит, что не нужны усилия,
 которые, например, прилагаются на пути "анализа" души. Однако должно быть 
высказано возражение против несколько наивного представления, что 
"проанализированный" человек якобы ipso facto (Самим фактом, в силу одного 
этого, на деле, (лат.). - Перев.) в чем-то превосходит "непроанализированного". 
Те, кто так думают, ни на йоту не превосходят другого; по мере того как им 
начинает казаться, что их собственный уровень или собственный путь типичен либо 
даже имеет законную силу для всех, они становятся всего лишь назойливыми в 
вопросах души и тем самым демонстрируют, что знают о душе меньше, чем о понятом