удивляется и задает вопрос о специфических причинах. Он ведет себя точно так же,
 как и мы. Но он идет еще дальше. У него есть одна или несколько теорий 
относительно произвольных сил случая. Мы говорим: "Ничего, кроме случая". Он 
говорит: "Сознательный произвол". Он уделяет основное внимание другим 
пятидесяти процентам явлений мира, то есть не чистым каузальным связям 
естественных наук, а сбивающим с толку, запутанным переплетениям каузальных 
цепочек, которые называются случаями. Он давно приспособился к закономерностям 
природы и поэтому боится власти непредвиденного случая, выступающего в качестве 
произвольного, не поддающегося учету движущего принципа. И здесь он тоже прав. 
Этим вполне объясняется, почему все необычное нагоняет на него страх. В области 
южнее Элгона, где мне пришлось провести длительное время, обитает довольно 
много муравьедов. Муравьед - это ночное, очень пугливое животное, которое 
поэтому попадается на глаза крайне редко. Но однажды муравьеда увидели днем. 
Это столь же неестественно и так же удивительно, как если бы мы обнаружили 
ручей, в котором вода время от времени текла бы вспять. Если бы действительно 
стали известны случаи, когда вода вдруг проявила бы отрицательную силу 
тяготения, то это было бы чрезвычайно тревожным открытием. Ведь мы знаем, какое 
огромное количество воды нас окружает, и можем легко себе представить, что 
случилось бы, если бы вода перестала подчиняться законам природы. Примерно в 
таком же положении находится и первобытный человек, Ему прекрасно известны 
жизненные привычки муравьеда, но он совершенно не представляет, что таит в себе 
нарушение муравьедом мирового порядка. Первобытный человек настолько зависим от 
происходящего, что любое нарушение установленного порядка мира может иметь для 
него непредвиденные последствия. Оно является предзнаменованием, знаком, 
подобным комете или затмению. Поскольку эта неестественность не вызвана, по его 
представлению, естественными причинами, то появление муравьеда днем объясняется 
действием невидимой силы произвола. Внушающее страх проявление произвола, 
способного нарушить мировой порядок, требует, разумеется, чрезвычайных защитных 
или смягчающих мер. Созываются жители соседних селений, а муравьеда с большим 
трудом раскапывают и убивают. Затем самый пожилой родственник по линии матери 
того человека, что увидел муравьеда, должен принести в жертву быка, Сам этот 
человек становится ногами в нору и получает первый кусок мяса животного. Вслед 
за ним начинают есть родственники и остальные участники церемонии. Таким 
образом искупляется таящий опасность акт произвола природы.
 Наверное, мы бы действительно встревожились в случае, когда вода по непонятным 
нам причинам вдруг начала бы течь вспять, но не в случае появления днем 
муравьеда, рождения альбиноса или же возникновения солнечного затмения. Мы 
знаем значение таких событий и сферу их влияния, но первобытному человеку это 
не известно. То, что происходит обычно, является для него неделимой 
целостностью, в которую он заключен со всеми прочими существами. Поэтому он 
крайне консервативен и делает только то, что делалось всегда. Если же 
где-нибудь происходит нечто нарушающее эту привычную целостность, в его мировом 
порядке образуется брешь, И тогда бог знает что может случиться. Все 
сколько-нибудь достойные внимания события тут же связываются друг с другом. 
Один миссионер перед своим домом соорудил флагшток, чтобы в воскресенье 
водрузить на нем британский флаг. Эта невинная затея могла обойтись ему очень 
дорого, так как спустя некоторое время после его крамольного поступка 
разразилась опустошительная буря, которая, разумеется, была соотнесена с 
флагштоком.
 Для первобытного человека безопасность мира заключается в упорядоченности 
обычных явлений. Любое исключение из этого представляется ему таящим угрозу 
актом произвола, который, стало быть, необходимо искупить, ибо он является не 
просто сиюминутным нарушением обычного порядка вещей, но вместе с тем и 
предзнаменованием нежелательных событий в дальнейшем. Это кажется нам абсурдным,
 но мы совершенно забываем, что испытывали в этой связи наши деды и прадеды: 
рождается теленок с двумя головами и пятью ногами; в соседней деревне петух 
снес яйцо; старухе приснился сон; в небе появляется комета; в соседнем городе 
случается большой пожар; год спустя начинается война. Именно так описывали 
историю в прошлом, начиная с туманной древности вплоть до XVIII столетия. Для 
нас такой способ группирования фактов, конечно, бессмыслен, однако для 
первобытного человека он полон смысла и убедителен. И здесь он совершенно 
неожиданно прав. Его наблюдения внушают доверие. Опираясь на древнейший опыт, 
он знает, что такие связи существуют на самом деле. То, что для нас 
представляет собой бессмысленное нагромождение отдельных случайностей, 
поскольку мы обращаем внимание только на смысл и каузальность, присущую каждому 
отдельному событию, для первобытного человека является вполне логичной 
последовательностью предзнаменований и предсказанных ими событий, фатальным, но 
вполне последовательным вторжением демонического произвола.
 Теленок с двумя головами и война - это одно и то же, так как теленок был 
предвестником войны. Эта связь кажется первобытному человеку такой надежной и 
убедительной потому, что для него произвол случая является куда более 
значительным фактором, чем закономерное и упорядоченное течение событий в мире, 
и именно поэтому, внимательно наблюдая за всем выходящим за рамки обычного, он 
задолго до нас открыл закон образования групп и серий случаев. Любая наша 
клиника знакома с законом парности случаев. Один пожилой вюрцбургский профессор 
психиатрии, представляя в клинике особенно редкий случай, обычно говорил: 
"Господа! Это совершенно уникальный случай. Завтра у нас будет еще один такой 
же". Я сам бывал свидетелем подобного. В период моей восьмилетней практики в 
психиатрической лечебнице мне встретился однажды очень редкий случай 
своеобразного сумеречного состояния - первый, который я когда-либо видел. Через