вопрос звучит как «откуда возникают тот или иной образ, та или иная эмоция, то 
или иное поведение?».
   Юнг ставит еще один вопрос: «зачем? Куда это ведет?» И это юнговское 
«Зачем?», собственно, и представляет то, что он называет «конструктивным 
подходом». Именно здесь осуществляется поиск цели, значения и интеграции. Юнг 
был склонен делать акцент на конструктивном, отчасти чтобы противопоставить его 
довлеющему фрейдовскому принципу редуктивности, но одновременно достаточно ясно 
выражал понимание, что ни одно из начал не может быть избрано в качестве 
доминирующего. Оба в равной степени необходимы для истинного и плодотворного 
понимания психического. В контроверзе символическое — клиническое это означает, 
что нет особой нужды выбирать между ними, а реальная практика многих 
психотерапевтов лишь обогатится знанием обоих подходов. В конце концов, каждый 
практикующий специалист должен быть готов к ответу на вопрос: «Что же может 
быть наилучшим для данного клиента в пределах собственных возможностей самого 
психотерапевта?» Ведь спектр психотерапевтических услуг достаточно широк: от 
гипноза до личностного анализа, от суггестивных практик до проективных 
технологий. Одному больше подходит лечение биофидбэками, а другому 
гештальт-терапией и т. д. (Здесь, конечно, нас подстерегает другой 
животрепещущий вопрос: «А как узнать, что лучше для данного клиента?» Но это 
уже иная тема.)
   В данном случае для нас важно то, что во всех аналитических случаях 
взаимодействия пациента и психотерапевта мы имеем дело с бессознательным, где 
граница между клиническим и символическим размыта и несущественна. Сновидения и 
другие спонтанные образы могут оживлять в памяти человека довербальные стадии 
его жизни. Разговор о ранних детских переживаниях может стимулировать те 
сновидческие образы и фантазии, которые имеют отношение к его настоящему или 
будущему. Клиентам, что называется «с острой болью», кажется более 
предпочтительным клинический подход, выявление симптоматической картины с 
последующим установлением глубинного источника боли; такие пациенты склонны, по 
крайней мере отчасти, подавлять в сознании источники такой боли. Они могут в 
некоторой степени восстановить это знание с помощью сновидений и фантазий, 
фокусируя свое внимание на трудностях межличностных отношений, а также сражаясь 
со своими эмоциями и поведенческими реакциями, возникающими вследствие 
определенных чувств в отношении к психотерапевту. Речь, разумеется, идет об 
известном явлении переноса.
   Но нельзя не учитывать и архетипический характер многих сновидений, имеющих 
своим источником коллективное бессознательное. И здесь кажущаяся более 
символичной общая картина на самом деле является таковой далеко не всегда. Это 
еще раз подтверждает сложный и неоднозначный характер в соотношении клинических 
и символических аспектов психотерапии.
   * * *
   В развитии аналитической психологии в постюнгианский период наибольший 
интерес среди самого широкого круга психологов вызывало практическое применение 
типологической теории. Поэтому уместно остановиться на этом более подробно.
   Итак, всякий, согласно личностной теории Юнга, имеет не только эго, тень, 
персону и другие компоненты психического, но также и индивидуальные 
характеристики всего этого. Кроме того, существует ряд измеряемых величин, 
определенных размеров, которые, комбинируясь в своем разнообразии, образуют то, 
что Юнг назвал типами личности. Эти величины или размеры суть следующие: 
установки — экстраверсия, интроверсия — и функции — ощущения, интуиция, 
мышление и чувство. Представление об интроверсии и экстраверсии и четырех 
функциях позволило Юнгу выстроить систему восьми психологических типов, четыре 
из которых являются экстравертными, а остальные четыре интровертными. Такая 
классификация, как ее понимал Юнг, не ставит задачу распределения людей по 
полочкам каталогизации, но имеет цель помочь в понимании и принятии 
индивидуальных путей развития личности и способов мировидения.
   Работа Юнга с типологией началась из его наблюдений еще тогда, когда он был 
членом фрейдовского кружка, между 1907 и 1913 годами. Он заметил индивидуальную 
разницу в подходе к клиническому материалу на примерах фрейдовской теории эроса 
и адлеровского «стремления к власти». Непосредственным поводом к созданию 
психологической типологии явилась сама история расхождения Фрейда и Адлера, 
исследованная Юнгом после его разрыва с Фрейдом. Как известно, в 1911 году 
Адлер и шесть его последователей оставили Венский кружок Фрейда. Адлер, будучи 
на 11 лет моложе Фрейда, был заметной фигурой Венской психоаналитической группы,
 основанной в 1902 году. Ушедшие основали свое Общество индивидуальной 
психологии. Несогласие возникло по поводу этиологии невроза. Для Фрейда это был 
сексуальный конфликт, для Адлера происхождение невроза лежало в индивидуальном 
отношении к обществу и в особенности в стремлении или воле к власти.
   Почему, вопрошает Юнг, возникли столь непреодолимые идеологические 
разногласия между Фрейдом и Адлером? Оба вышли из среднезажиточных еврейских 
семей, проживавших в предместьях Вены, оба были продуктом одного и того же 
интеллектуального окружения, и оба преследовали те же самые цели и интересы по 
меньшей мере около десяти лет. И тем не менее Адлер развил подход, который 
совершенно не устраивал Фрейда. Их различия, размышлял Юнг, должны лежать в 
различных способах восприятия мира, постижения его. Далее, его исследования в 
области истории и литературы обнаружили наличие сравнительных пар 
идеологических соперников как среди Отцов Церкви (Ориген и Тертуллиан) и среди 
писателей (Шпиттелер и Гете), так и мифологических персонажей — Аполлон и 
Дионис. Согласно Юнгу, такое соперничество обозначено двумя базовыми и 
противоположными типами восприятия или установками. Фрейд, в частности, в