наоборот, тот, который сам есть природа и, стало быть, стоит в самом тесном 
отношении к объекту, того можно назвать экстравертом. Однако такая, несколько 
насильственная интерпретация имела бы мало отношения к точке зрения Шиллера. 
Деление Шиллера на наивное и сентиментальное — в противоположность нашему 
делению на типы — занимается отнюдь не индивидуальной ментальностью поэта, а 
лишь характером его творческой деятельности и соответственно ее продуктом. Один 
и тот же поэт может быть в одном стихотворении сентиментальным, а в другом — 
наивным. Гомер, правда, всегда наивен; но многие ли из числа новейших не 
сентиментальны по преимуществу? Очевидно, Шиллер сам чувствовал это затруднение 
и поэтому объявил, что поэт обусловлен своим временем — не как индивидуальность,
 а как поэт. «Смотря по свойствам того времени, — говорит он, например, — в 
котором поэты расцветают, или по тем случайным обстоятельствам, которые влияют 
на их общее образование и преходящее настроение духа, — смотря по всему этому, 
все подлинные поэты будут принадлежать к числу или наивных, или 
сентиментальных».
   Из этого следует, что и для Шиллера речь шла не об основных типах, а скорее 
об известных характеристических чертах или свойствах отдельных произведений. И 
сразу становится ясно, что интровертный поэт может при случае творить как 
наивно, так и сентиментально. Вследствие этого совершенно отпадает и вопрос о 
тождестве наивного и сентиментального, с одной стороны, и экстраверта и 
интроверта — с другой, то есть постольку, поскольку дело касается типов. Но 
вопрос становится иным, если речь идет о типических механизмах.
а) Наивная установка.
   Прежде всего я приведу определения, которые Шиллер дает этой установке. Мы 
уже говорили о том, что наивный поэт есть «природа». «Он следует простой 
природе и ощущению и ограничивается подражанием действительности». «При наивном 
изображении мы радуемся живому присутствию объекта в нашем воображении». 
«Наивная поэзия есть дар природы. Она счастливый жребий; она не нуждается ни в 
каком усовершенствовании при удаче, но и не способна к нему при неудаче». 
«Наивный гений должен все создавать из своей природы и может создать лишь очень 
немногое из своей свободы. Он тогда только осуществит свою идею, когда в нем 
будет действовать одна природа по внутренней необходимости». Наивная поэзия 
«есть дитя жизни», и потому она возвращает нас в жизнь. Наивный гений вполне 
зависит от «опыта», от мира, «который непосредственно прикасается к нему». Он 
«нуждается в помощи извне». Для наивного поэта «неизменная природа» его среды 
«может стать опасной», ибо «восприимчивость всегда более или менее зависит от 
внешнего впечатления и лишь такая постоянная деятельность продуктивной 
способности, которой нельзя требовать от человеческой природы, могла бы 
помешать материи вызывать в душе от времени до времени слепую восприимчивость. 
Но каждый раз, как это случается, поэтическое чувство превращается во что-то 
низменное». «Наивный гений предоставляет природе безграничное господство в 
самом себе».
   Из такого определения понятия становится особенно очевидно, какова 
зависимость наивного поэта от объекта. Его отношение к объекту имеет характер 
принуждения в том смысле, что он интроецирует объект, то есть бессознательно 
отождествляется с объектом или, так сказать, уже априори тождествен с ним. 
Такое отношение к объекту Леви-Брюль (Levy-Bruhl) называет «participation 
mystique» (мистическое соучастие). Это тождество всегда создается через 
посредство аналогии между объектом и бессознательным содержанием. Можно также 
сказать: тождество создается посредством проекции бессознательной ассоциации по 
аналогии на объект. Такому тождеству всегда присущ характер принуждения, потому 
что имеется известная сумма либидо, которая, как всякое количество либидо, 
действующее из бессознательного, имеет силу принуждения по отношению к 
сознательному процессу, иными словами: сознание ею не располагает. Поэтому 
наивно установленный человек в высокой степени обусловлен объектом; можно 
сказать, что объект самостоятельно и действенно изживает себя в нем и 
осуществляется в нем вследствие того, что человек отождествляется с объектом. 
Через это наивно установленный человек как бы предоставляет объекту свою 
экспрессивную функцию и таким образом изображает его — но не активно или 
намеренно, а так, что объект как бы сам изображается в нем. Наивно 
установленный человек сам есть природа, и природа создает в нем его 
произведение. Такой человек предоставляет природе неограниченно господствовать 
в нем. Первенство принадлежит объекту, поскольку наивная установка экстравертна.

б) Сентиментальная установка.
   Выше мы уже упомянули о том, что сентиментально установленный поэт ищет 
природу. Сентиментальный поэт «рефлектирует о впечатлениях, производимых на 
него предметами, и только на этой рефлексии основывается то, что он сам 
растроган и что он заставляет нас быть растроганными. Предмет у него является 
отнесенным к идее, и на этом отношении покоится вся его поэтическая сила». «Он 
имеет дело всегда с двумя противоборствующими представлениями и ощущениями — с 
действительностью, как с границей, и со своей идеею, как с бесконечным; и то 
смешанное чувство, которое он возбуждает, всегда свидетельствует об этом 
двояком источнике». «Сентиментальное настроение есть результат стремления 
восстановить наивное ощущение в его содержании и при условиях рефлексии». 
«Сентиментальная поэзия есть продукт отвлеченности». «Сентиментальный гений 
имеет дело с опасностью в стремлении удалить от нее (от человеческой природы) 
все пределы, дойти до полного устранения самой человеческой природы и не только 
подняться над всякой определенной и ограниченной действительностью до 
абсолютной возможности, то есть идеализировать (это человеку позволено, это он