оттого, что одна точка зрения, последовательно проведенная, неминуемо ведет к 
обесцениванию и уничижению другой. Естественно, что представители обеих точек 
зрения будут считать свою теорию общезначимой, до тех пор пока не признают, что 
между психологией влечения и эго-психологией существует коренное различие. Это 
отнюдь не исключает возможности для психологии влечения построить, например, 
наряду со своей также и теорию эго-процесса. Это для нее вполне возможно, но ее 
построение будет таково, что покажется эго-психологу отрицанием его собственной 
теории. Если поэтому у Фрейда иногда и проявляются «эго-влечения», они, в общем,
 всегда влачат лишь скромное существование. У Адлера, напротив, все выглядит 
так, будто сексуальность является чуть ли не привеском, который так или иначе 
служит элементарным намерениям власти. Принцип Адлера заключается в обеспечении 
личной власти, которую Адлер ставит над коллективными влечениями. В свою 
очередь, у Фрейда влечение подчиняет эго на службу своим целям настолько, что 
эго выглядит не более чем функцией влечения.
   Научная тенденция в случае обоих типов направлена на то, чтобы свести все к 
собственному принципу и вновь все вывести из него. Такой процесс особенно легко 
произвести над фантазиями, ибо фантазии, в противоположность функциям сознания, 
к реальности не приспосабливаются и объективно не ориентируются, а выражают как 
чисто инстинктивные, так и эго-тенденции. Тот, кто стоит на точке зрения 
влечения, без труда найдет в них «исполнение своих желаний», «инфантильное 
желание», «вытесненную сексуальность». Тот, кто стоит на точке зрения эго, 
точно так же легко найдет в них элементарное намерение обезопасить и 
дифференцировать эго, так как фантазии суть продукты посредничества между эго и 
влечениями. Из этого следует, что фантазия заключает в себе элементы обеих 
сторон. Поэтому толкование либо в одну, либо в другую сторону всегда несколько 
насильственно и произвольно, поскольку одна сторона неминуемо окажется 
подавленной. Но в общем такое истолкование все же дает доказуемую истину, хотя 
и частичную, не притязающую на общую значимость. Ее валидность простирается 
лишь до пределов своего собственного принципа. Но в области другого принципа 
она теряет всякое значение.
   Фрейдовская психология характеризуется своим центральным понятием о 
вытеснении несовместимых желаний-тенденций. Человек, по разумению Фрейда, не 
что иное, как клубок желаний, лишь частично приспособляемых к объекту. 
Невротические затруднения человека заключаются в том, что влияние среды, 
воспитания и объективных условий отчасти мешают ему свободно выражать свои 
влечения. От отца и матери унаследованы, с одной стороны, морально подавляющие 
влияния, с другой стороны — инфантильная связанность, налагающая роковой 
отпечаток на всю последующую жизнь. Изначальное предрасположение к влечению 
есть нечто непреложно-данное; оно, однако, претерпевает нежелательные изменения,
 главным образом благодаря влиянию со стороны объектов, поэтому, по возможности,
 свободное изживание влечений на подходящих объектах является нужным 
целительным средством. Характерным признаком психологии Адлера является, 
наоборот, центральное понятие эго-превосходства. Человек представляет собой 
прежде всего эго-место, которое ни при каких обстоятельствах не должно 
подпадать под власть объекта. У Фрейда значительную роль играют желания, 
направленные на объект, связанность с объектом, недопустимость некоторых 
вожделений по отношению к объекту; у Адлера же, напротив, все направляется на 
утверждение превосходства субъекта. Вытеснение направленных на объект влечений, 
которое мы находим в теории Фрейда, превращается у Адлера в обеспечение 
безопасности субъекта. У Адлера средством для излечения является преодоление 
охранения, которое изолирует субъекта, у Фрейда таким средством выступает 
освобождение от вытеснении, преграждающих доступ к объекту.
   Поэтому можно сказать, что у Фрейда основной схемой является сексуальность 
как наиболее сильное выражение отношений между субъектом и объектом, у Адлера 
же — власть субъекта, действеннее всего охраняющая его от объектов и ставящая 
субъекта в изолированное положение, полное, неприкосновенное и прекращающее 
всякое сношение с внешним миром. Фрейд хотел бы обеспечить свободное истечение 
влечений на их объекты, Адлер стремится преодолеть враждебные чары объектов и 
тем спасти эго от удушения в собственных доспехах. Взгляд Фрейда, по сути, 
является экстравертным, Адлера — интровертным. Экстравертная теория значима для 
экстравертного типа, интровертная теория — для типа интровертного. Ввиду того 
что чистый тип является совершенно односторонним продуктом развития, он, по 
необходимости, будет неуравновешен. Чрезмерное подчеркивание одной функции 
равносильно вытеснению другой.
   Это вытеснение не уничтожается и психоанализом, ввиду того что применяемый в 
каждом данном случае метод ориентируется по теории собственного типа. Человек 
экстравертный будет сводить фантазии, всплывающие из недр его бессознательного, 
на содержащиеся в них элементы влечения, и это согласно со своей теорией. А 
интровертный человек будет сводить все на стремление к власти. Результат такого 
анализа в каждом данном случае лишь прибавляется к уже существующему перевесу. 
Такой анализ только укрепляет имеющийся уже тип и отнюдь не способствует 
взаимному пониманию или посредничеству между типами. Напротив того, пропасть 
становится еще глубже как во внешнем, так и во внутреннем отношении. Кроме того,
 происходит внутренняя диссоциация, ибо каждый раз в бессознательных фантазиях 
(сновидениях и т. д.) возникают частицы другой функции, они тотчас же 
обесцениваются и вновь вытесняются. Поэтому можно, пожалуй, до некоторой 
степени согласиться с мнением одного критика, утверждавшего, что теория Фрейда 
— теория невротика, если бы критика эта не была выражением недоброжелательства 
и не освобождала бы ее автора от обязанности серьезного изучения упомянутых 
проблем. Как точка зрения Фрейда, так и точка зрения Адлера односторонни, и