С этим совершенно общим историческим развитием понятия о душе стоит в 
противоречии понимание, выработанное аналитической психологией, ибо ей присуще 
такое понятие о душе, которое не совпадает с совокупностью психических функций. 
Дело в том, что мы определяем душу, с одной стороны, как отношение к 
бессознательному, но, с другой стороны, и как олицетворение бессознательных 
содержаний. С точки зрения культуры можно, так сказать, пожалеть, что 
существуют еще олицетворения бессознательных содержаний, точно так же как с 
точки зрения образованной и дифференцированной сознательности можно пожалеть, 
что все еще существуют бессознательные содержания. Но так как аналитическая 
психология занимается действительным человеком, а не таким, каким он должен бы 
быть, согласно известным воззрениям, то и выходит, что те феномены, которые 
заставляли еще первобытных людей говорить о «душах», все еще встречаются, точно 
так же как среди европейского культурного народа бесчисленное множество людей 
все еще верит в привидения. И если мы уже устанавливаем учение о единстве эго, 
согласно которому не может быть самостоятельных комплексов, то ведь природа не 
обращает никакого внимания на подобные умственные теории.
   Подобно тому как «душа» есть олицетворение (персонификация) бессознательных 
содержаний, так и Бог, как мы уже установили, есть бессознательное содержание, 
олицетворение — поскольку он мыслится личным, и образ или выражение — поскольку 
он мыслится исключительно и главным образом динамически, то есть в сущности то 
же самое, что и душа, поскольку она мыслится как олицетворение бессознательного 
содержания. Поэтому понимание Мейстера Экхарта есть чисто психологическое. Пока 
душа, как он говорит, — только в Боге, она не блаженна. Если под «блаженством» 
понимать особенно здоровое и повышенное жизненное состояние, то, по Экхарту, 
такое состояние не может иметь места, пока динамика, именуемая Богом, то есть 
либидо, сокрыта в объектах. Ибо, говорит Экхарт, пока главная ценность, или Бог,
 не обретается внутри души — сила находится вне ее, значит в объектах. Главная 
ценность должна быть извлечена из объектов, через это Бог вселяется в душу, и 
это есть «высшее состояние», и означает для Бога «блаженство». Психологически 
говоря, это означает: когда божественное либидо, то есть проецированная 
преимущественная ценность, познается как проекция [Не следует ложно понимать 
распознавание чего-либо в качестве проекции как чисто интеллектуальный процесс. 
Интеллектуальное распознавание (инсайт) разрушает проекцию только тогда, когда 
она и без того уже созрела для разрушения. Посредством интеллектуального 
суждения или воли невозможно извлечь либидо из проекции, если она еще не готова 
для этого.], так что объекты вследствие такого познания утрачивают в своем 
значении, тогда эта ценность начинает считаться за достояние индивида и от 
этого возникает повышенное чувство жизни, то есть новый потенциал. Тогда Бог, 
то есть высшая жизненная интенсивность, находится в душе, в бессознательном. 
Однако этого не следует понимать так, что Бог оказывается тогда совершенно 
бессознательным, в том смысле, что даже его идея исчезает из сознания. Дело 
обстоит скорее так, что главная ценность лишь перемещается и находится внутри, 
а не снаружи. Тогда не объекты являются автономными факторами, но Бог 
становится автономным психическим комплексом. Но автономный комплекс всегда 
лишь отчасти осознан, ибо он лишь условно ассоциируется с эго; иными словами, 
эго никогда не охватывает его при этом целиком, ибо тогда он не был бы уже 
автономным.
   Поэтому, начиная с этого момента, определяющим оказывается не 
преимущественно ценный объект, а бессознательное. Тогда из бессознательного 
идут обусловленные влияния, то есть мы чувствуем и знаем, что они идут из 
бессознательного, вследствие чего возникает «единство всего существа» (Экхарт), 
отношение между сознательным и бессознательным, причем, конечно, значение 
бессознательного перевешивает. Теперь мы должны спросить себя: откуда же 
возникает это блаженство или упоение любви (ananda, как индусы называют это 
состояние Брахмана)? [Уильям Блейк, английский мистик, говорит: «Energy is 
eternal delight». /64/] При таком состоянии высшая ценность заложена в 
бессознательном. Наблюдается снижение в потенциале сознания, что означает, что 
бессознательное выступает в качестве определяющей величины, рядом с которой 
почти исчезает эго, сознающее действительность. Такое состояние имеет 
чрезвычайное сходство, с одной стороны, с состоянием ребенка, с другой стороны, 
с состоянием первобытного человека, который тоже в высокой степени находится 
под влиянием бессознательного. Можно было бы с уверенностью сказать, что 
причиной такого блаженства является восстановление прежнего райского состояния. 
Но нужно еще понять, почему это изначальное состояние оказывается особенно 
упоительным. Это блаженное чувство сопровождает все те моменты, которые 
окрашены чувством струящейся жизни, то есть те мгновения или состояния, когда 
скопившееся и запруженное могло беспрепятственно излиться, когда не надо было 
делать то или другое с сознательным напряжением, чтобы найти известный путь или 
оказать известное воздействие. Это те состояния или настроения, «когда все идет 
само собой», когда не нужно с трудом создавать какие-нибудь условия, сулящие 
радость или наслаждение. Для этой радости, струящейся изнутри, не взирая на 
внешнее, и все согревающей, время детства является незабвенным символом. 
Поэтому «детство» и есть символ того своеобразного внутреннего условия, при 
котором наступает «блаженство». Быть как «дитя» — значит иметь в себе 
скопившийся запас либидо, способный еще излиться. Для ребенка либидо вливается 
во внешние вещи, и этим он приобретает мир, но этим же он понемногу и теряет 
себя, отдавая себя миру, как выражается религия, ибо вещи понемногу приобретают 
преимущественную ценность. Тогда наступает зависимость от вещей. Из этого 
вырастает необходимость жертвы, то есть обратного извлечения либидо, отсечения 
связей. Таким образом интуитивное учение религиозной системы пытается вновь