Это и не удивительно, поскольку эти образы являются осадками, накопившимися 
в течение многотысячелетнего опыта приспособления и борьбы за существование. 
Поэтому все великие жизненные переживания, все высшие напряженности затрагивают 
сокровищницу этих образов и превращают их во внутренние явления, которые в 
качестве таковых становятся сознательными, если оказывается налицо достаточно 
самоосознания и постигающей силы, чтобы индивид мыслил то, что переживает, а не 
просто и не только переживал бы, то есть не изживал бы конкретно миф и символ, 
сам того не зная.
4. Относительность символа.
а) Поклонение женщине и поклонение душе.
   Принцип христианского соединения противоположностей есть поклонение Богу; в 
буддизме — поклонение самому себе, своей самости (саморазвитие); у Гете и 
Шпиттелера мы видим, что разрешающий принцип определяется как поклонение душе, 
символически выраженное в поклонении женщине. В этом заключается, с одной 
стороны, современный, индивидуалистический принцип, с другой же — примитивный, 
полидемонистический принцип, указывающий не только каждому племени, но и 
каждому роду, каждой семье и даже каждому индивиду его собственное религиозное 
начало.
   Средневековый оригинал Фауста потому имеет совершенно особенное значение, 
что у колыбели современного индивидуализма действительно стоит средневековый 
элемент. Началось это, как мне кажется, с поклонения женщине, что значительно 
укрепило мужскую душу как психологический фактор; ибо поклонение женщине имело 
в виду поклонение душе. Нигде это не выражено прекраснее и полнее, как в 
«Божественной комедии» Данте.
   Данте — духовный рыцарь своей дамы; ради нее он переживает приключения 
низшего и высшего мира. И в этом героическом труде образ ее возвышается для 
него до потусторонней, мистической фигуры Богоматери, фигуры, отрешившейся от 
объекта и ставшей благодаря этому олицетворением чисто психологического фактора,
 а именно тех бессознательных содержаний, персонификацию которых я называю 
анимой. В XXXIII песне Рая, в молитве Бернарда, мы находим этот венец 
психического развития Данте:
   1.
О Дева-Мать, дочь Сына Своего! Смиренная,
возвышена Ты более,
Чем всякое другое существо!
   4.
Ты цель конечная верховной воли;
Тобою род наш так облагорожен,
Что сам Творец возжаждал нашей доли.
   к развитию Данте относятся также стих 22 и последующие:
Сей муж из бездны, больше всех глубокой,
В сии круги поднялся с перстью дольной,
Их счастьем порознь упоивши око.
    
И ныне молит — силы дать довольно,
Да — милостью Твоей — он хоть однажды
До радости взлетит первопрестольной.
   стих 31 и дальше:
Рассей же в нем все смертности туманы,
Дабы, очищен, мог он насладиться
Верховнейшим блаженством невозбранно.
   и дальше:
Восторжествуй над плотью в бореньи!
Пусть сонм святой сольется весь — о том,
Со мной и Беатриче, в сем моленьи! /56/
   То обстоятельство, что Данте говорит здесь устами св. Бернарда, указывает на 
преобразование и возвышение его собственного существа. Ведь такое же 
превращение происходит и в Фаусте, который восходит от Маргариты к Елене, а от 
нее к Богоматери и, несколько раз изменяя свое существо путем фигуральной 
смерти, достигает, в качестве «доктора Мариануса», высочайшей цели. В его лице 
Фауст обращает свою молитву к Деве-Матери:
О владычица моя!
В сфере поднебесной,
В тайне пусть увижу я
Образ твой чудесный!
О, дозволь, чтоб муж душой
Строгой умилился,
Чтобы, полн любви святой,
Весь к тебе стремился!
Исполняем, полны сил,
Мы твои веленья;
Ты огня смиряешь пыл
Словом примиренья.
Дева чистая душой,
Матерь перед нами
И царица над землей,
Равная с богами.
   и далее:
Каясь, нежные вы к ней
Взоры устремите,