кажутся странными только из-за  их  нетипичности  (например,  потребности  в
каком-то необычном эротическом стимулировании). В общепсихологическом  плане
несовпадение эротических  фантазий  и  поведения  -  просто  частный  случай
рассогласованности установки и деятельности, что наблюдается во всех  сферах
жизнедеятельности и далеко не всегда имеет отрицательные  последствия.  Есть
ли здесь какие-то элементы сексопатологии, можно решить,  только  исходя  из
содержания эротических фантазий, оценивая их источник,  силу  воздействия  и
многие  другие  конкретные  условия.   Традиционная   "индивидуалистическая"
психология обычно выводит содержание эротических образов и  объективирующего
их   поведения   из   имманентных   и   внутренних,   в    конечном    счете
психофизиологических, потребностей индивида. Тут есть известная доля истины.
Например, гормональные  сдвиги  периода  полового  созревания,  по-видимому,
стимулируют эротическое воображение подростка, как бы  его  ни  воспитывать.
Однако  вследствие  того  что  сексуальное   поведение   человека   является
социально-знаковым, уже само разграничение "эротических"  и  "неэротических"
стимулов правомерно лишь в рамках определенной знаковой системы и конкретной
ситуации. Разговор о тычинках и пестиках будоражит  эротическое  воображение
подростка,  поскольку  он  находится  в  фазе  созревания,  но  только  если
подросток знает суть полового размножения.
   Неправомерность глобальных  рассуждений  о  соотношении  "сексуальных"  и
"несексуальных" моментов бытия ясно видна  на  примере  такой  идеологически
острой проблемы, как секс и агрессия. На уровне психофизиологии  связь  этих
явлений известна давно. З. Фрейд писал, что сексуальность большинства мужчин
содержит в себе примесь агрессии, желания подчинять, так что садизм - просто
обособление и гипертрофия агрессивного компонента, свойственного  нормальной
сексуальности. Хотя в позднейших работах З. Фрейд  разграничивает  либидо  и
агрессивность,  оба   они   принадлежат   к   системе   "Оно"   и   являются
бессознательными.   Позже   связь   секса   и   агрессии   подтвердилась   и
экспериментально. Эндокринологи констатировали,  что  агрессивное  поведение
самцов и их сексуальная активность  обусловлены  влиянием  одних  и  тех  же
андрогенов,  а  психологи  -   что   выраженные   компоненты   агрессивности
присутствуют в эротических фантазиях, а отчасти и  в  сексуальном  поведении
мужчин. Как должна реагировать  на  подобные  вещи  культура?  Если  секс  и
агрессия - разные инстинктивные влечения (Эрос и Танатос, по З. Фрейду),  то
подавление либидо должно вызывать фрустрацию и  как  средство  ее  снятия  -
усиление агрессивных импульсов. По этой логике порнография (какой бы она  ни
была  разнузданной),  которая  "разряжает"  это  напряжение,  не  только  не
способствует росту насилия в обществе, но  является  чуть  ли  не  средством
психотерапии. Напротив, если сама сексуальность содержит в себе агрессию, то
любая либерализация половой морали будет вызывать рост насилия в обществе. С
этой точки зрения порнография - едва ли не главная причина роста  на  Западе
преступности,  насильственных  действий  и  т.п.  Как  всегда  в  глобальных
теориях, для подтверждения обеих точек зрения использовались одни  и  те  же
факты.
   В действительности неверна уже  сама  постановка  вопроса,  поскольку  ни
секс, ни агрессия не являются однозначными и монолитными. Понятие "агрессии"
имеет смысл лишь в контексте определенного взаимодействия,  агрессия  всегда
направлена против кого-то  и  характеризует  не  столько  личность,  сколько
межличностное отношение. Так называемое  агрессивное  поведение  включает  в
себя два совершенно  разных  класса  действий:  условную,  инструментальную,
агрессию, связанную с самоутверждением (assertive  aggression),  например  в
мальчишеской возне, и враждебную агрессию (hostile aggression), направленную
на уничтожение или причинение вреда противнику. Условная агрессия и  половое
возбуждение,  по-видимому,  взаимодействуют  у  людей,  как  и  у  некоторых
животных, синергически, взаимно усиливая, а  иногда  даже  переходя  одно  в
другое, тогда как враждебная агрессия и половое возбуждение  большей  частью
антагонистичны:  один  импульс  вызывает  торможение  другого.  Например,  у
мальчиков-подростков эрекция часто возникает во время возни, силовой борьбы,
но никогда - в настоящей драке.
   Эта закономерность  существует  и  в  восприятии  людьми  эротики.  Сцены
сексуального насилия  вызывают  у  большинства  людей  половое  возбуждение,
причем мужчины чаще идентифицируются с насильниками, а женщины - с  жертвами
[37]; половая сексуальная роль оказывается  сильнее  сознательных  моральных
принципов.  Однако  при  этом   обычно   предполагается   (и   производители
порнографии это учитывают),  что  насилие  -  только  средство  сексуального
контакта,  в  результате  которого  жертва  в  конечном   итоге   испытывает
удовольствие, т.е. насилие выглядит условным, а насильник - "соблазнителем".
Если материал подан так,  что  жертва  испытывает  только  страдание,  то  и
зрители, как правило, испытывают в конечном итоге отрицательные эмоции.  Что
касается влияния эротики на агрессивность (в эксперименте  людям  показывали
эротические материалы разной силы и содержания, после чего испытуемые должны
были давать комуто электрошок), то оно  оказалось  неоднозначным,  зависящим
как от содержания стимула, так и от свойств испытуемых.
   Вопрос о взаимосвязи сексуальности и  агрессии  выводит  нас  на  гораздо
более общую проблему - значение так называемых когнитивных  (познавательных)
компонентов эмоций. И половое возбуждение, и  слепая  ярость,  толкающая  на
убийство,   кажутся   совершенно   импульсивными,    безотчетными.    Однако
эмоциональная реакция возникает на  какой-то  стимул,  и  расшифровка  этого
стимула - когнитивный, познавательный процесс, хотя сам человек может  этого
не сознавать. Даже такой, казалось бы, чисто  физиологический  процесс,  как