структур личности. Иными словами, человек, одержимый сексом, не  может  быть
полностью счастлив,  если  он  целиком  отдался  этой  мании.  Никто  же  не
объясняет трагедию морфинистов тем, что общество мешает им  приобретать  все
большие дозы наркотика.
   В  сфере  сексуальных  отклонений  дело  обстоит  сложнее:  здесь   нужно
проводить различие между отклонениями влечения и культурными отклонениями. В
одном  случае  человек   видит   в   существующих   нормах   препятствие   к
удовлетворению своих влечений, но не может  желать  изменения  этих  норм  в
соответствии с его влечениями. В  другом,  напротив,  наиболее  желательными
представляются  именно  такие  перемены,  при  которых  его   поведение   из
извращения превратилось бы в норму.
   Правда, на практике такое разграничение провести нелегко: установки  сами
могут быть внутренне противоречивыми. Классический пример здесь  -  де  Сад.
Ему  культура  необходима,  ну  как  подстилка,   которую   можно   пачкать.
Противоречие состоит в том, что, если  бы  его  "осквернительная"  программа
осуществилась,  т.е.  если  бы  ценности  девичества  и  девичьей   чистоты,
опекунства и опекунской заботы и т.п. рухнули, сам де Сад превратился  бы  в
пловца, вытащенного из воды. Он ведь одновременно и противник культуры, и ее
приверженец, ибо хоть и сокрушает ее ценности, но сокрушить их до  конца  не
смеет (даже если бы это было ему по силам): в этом случае он  уподобился  бы
паразиту, который поедает хозяина слишком эффективно и в конце концов гибнет
вместе с ним.
   К тому же наблюдаемое поведение само по себе далеко не  всегда  позволяет
делать выводы о его мотивах. Кто-то из сокрушителей ценностей видит  цель  в
самом акте этого  сокрушения;  для  других  оно  -  лишь  средство  добиться
какой-то цели. Когда дом уничтожает пироман, он делает это совсем не по  тем
причинам, по которым этот же дом  уничтожит  пожарный  (если  дом  находится
вблизи очага пожара и огонь может по нему перекинуться  на  другие  здания).
Анархисты вместе с коммунистами готовы разрушать государственную машину,  но
дальше их пути расходятся, поскольку возводить  новый  порядок  анархист  не
станет. Аналогично человек может стать педофилом именно потому,  что  запрет
на половые контакты с малолетними особенно строг, - для него ценность  таких
контактов обусловлена именно нарушением табу. Для  других  запрет  не  имеет
никакого значения: к педофилии их подтолкнул не он, а  какие-то  особенности
личности, биографии  и  т.п.  Так  что  строить  некую  общую  классификацию
сексуальных отклонений, выводящую их  все  из  одного  общего  источника,  -
занятие пустое. О каких бы извращениях не шла речь - от гомосексуальности до
самых мрачных проявлений фетишизма, - их источники принципиально гетерогенны
по своему характеру.
   ...Все мыслимые варианты эволюции секса невозможно охарактеризовать  даже
в нескольких словах. Но об одном, до сих пор даже не упоминавшемся,  сказать
стоит.  Можно  представить,  что   под   влиянием   экономических   факторов
производство и рынок андроидов сильно сегментируются и  дифференцируются  по
стоимости, как это сегодня происходит с производством и рынком  автомобилей,
где отчетливо выделились  классы  дешевых  машин,  машин  среднего  размера,
спортивных, дорогих машин, роскошных лимузинов, выпускаемых мелкими  сериями
и т.п. Безусловно, роботы, способные  лишь  на  простые  операции,  появятся
раньше, чем наделенные  каким-то  интеллектом.  К  тому  же  подгонять  всех
роботов под единый высший стандарт было бы и экономически  расточительно,  и
бессмысленно. В результате наш  мир  может  в  каком-то  смысле  уподобиться
феодальному. Как сегодня у человека  есть  стиральная  машина,  холодильник,
радио, телевизор, так у него сможет появиться "двор" андроидов, относительно
примитивных интеллектуально, но по телесному облику не отличающихся от людей
(хотя во избежание недоразумений  они  могли  бы  носить  какой-то  заметный
знак). Не исключено, что в таком обществе  утвердится  культурная  норма,  в
соответствии  с  которой  сексуальный  интерес  к  этим  манекенам  окажется
извращением - более или менее  так,  как  сегодня  содомия.  Таков  один  из
вариантов эволюции.
   Но может произойти и иначе: эпизодические развлечения с андроидами  будут
восприниматься  как  нечто  абсолютно  неважное.  Или  как  мелкий,   вполне
простительный   грешок   -   вроде   того,   как    сегодня    смотрят    на
самоудовлетворение. За пределами нормы окажется лишь тот, кто отдает  куклам
предпочтение перед живыми людьми. А поскольку  воспроизвести  в  тефлонах  и
нейлонах телесную красоту куда легче, чем  психические  структуры,  в  сфере
"человеческих" сексуальных отношений стали бы целиком доминировать ценности,
почитаемые  высшими:  там  имели  бы  значение  лишь  духовные,  психические
качества партнера, ибо заполучить  "красавицу-роботессу"  можно  было  бы  в
любой момент, а завоевание реальной живой женщины (или, разумеется,  мужчины
- ситуация равно распространялась  бы  на  оба  пола)  было  бы  незаурядным
успехом.
   Использование секса как  инструмента  рекламы  -  это  уже  не  фантазия.
Фантастично у Херберта лишь перенесение  этой  рекламной  кампании  в  сферу
военизированной  космонавтики.  Сибрайт  делает  следующий  шаг  в  том   же
направлении. Но везде перед нами одна и та же тенденция - инструментализация
секса, изымаемого из культуры и включаемого в  круг  технико-цивилизационной
деятельности. В этом качестве секс  призван  стабилизировать  ее  структуры.
Спонтанная    реакция    на    такое    развитие    -     противопоставление
институционализированному, принудительному сексу  "чисто  человеческого".  В
этой крайности секс освобождается от всех обязательств  и  ограничений,  как
биологических (коль скоро он больше  не  служит  продолжению  рода),  так  и