выбор исключительно по  инстинктивному  влечению,  приносит  в  жертву  свое
индивидуальное благо благу рода. Но  именно  потому  ей  нельзя  отказать  в
известном одобрении, так как она предпочла более важное и поступила  в  духе
природы (точнее - рода), между тем как совет родителей был  проникнут  духом
индивидуального эгоизма.
   В силу всего этого дело получает такой  вид,  как  будто  при  заключении
брака  надо  поступаться  либо  индивидуумом,  либо   интересами   рода.   И
действительно, в большинстве случаев так и бывает: ведь это очень  редкий  и
счастливый случай, чтобы условные соображения и страстная любовь шли рука об
руку. Если большинство людей в физическом,  моральном  или  интеллектуальном
отношении столь жалки, то отчасти это, вероятно, объясняется тем, что  браки
обыкновенно заключаются не по прямому выбору и склонности, а в силу  разного
рода внешних соображений и под влиянием случайных обстоятельств. Если наряду
с расчетом в известном смысле принимается в соображение и личная склонность,
то это представляет собою  как  бы  сделку  с  гением  рода.  Как  известно,
счастливые браки редки: такова уже самая сущность брака, что  главною  целью
его служит не настоящее, а  грядущее  поколение.  Но  в  утешение  нежных  и
любящих душ прибавлю, что иногда к страстной  половой  любви  присоединяется
чувство  совершенно  другого  происхождения  -  именно   настоящая   дружба,
основанная на солидарности взглядов и мыслей; впрочем,  она  большей  частью
является лишь  тогда,  когда  собственно  половая  любовь,  удовлетворенная,
погасает. Такая дружба  в  большинстве  случаев  возникает  оттого,  что  те
физические,  моральные  и  интеллектуальные  свойства  обоих   индивидуумов,
которые дополняют одни другие и между  собою  гармонируют  и  из  которых  в
интересах будущего дитяти зародилась половая любовь, эти самые свойства, как
противоположные черты темперамента и особенности интеллекта, и по  отношению
к самим индивидуумам восполняют одни другие и этим создают гармонию душ.
   Вся изложенная здесь метафизика любви находится в  тесной  связи  с  моей
метафизикой  вообще,  и  освещение,  которое  она  дает   последней,   можно
резюмировать в следующих словах. Мы пришли к выводу, что тщательный и  через
бесконечные ступени до страстной любви восходящий выбор  при  удовлетворении
полового инстинкта основывается на том в высшей степени  серьезном  участии,
какое человек принимает в специфически личных свойствах грядущего поколения.
Это необыкновенно примечательное участие подтверждает две истины, изложенные
мною в  предыдущих  главах:  1)  То,  что  неразрушима  внутренняя  сущность
человека, которая продолжает жить в грядущем поколении. Ибо это столь  живое
и  ревностное  участие,   которое   возникает   не   путем   размышления   и
преднамеренности,  а  вытекает  из  самых  сокровенных   побуждений   нашего
существа, не могло бы отличаться  таким  неискоренимым  характером  и  такой
великой властью над человеком, если бы он был существо абсолютно  преходящее
и если бы поколение, от него реально и безусловно отличное, приходило ему на
смену только во времени. 2)  То,  что  внутреннее  существо  человека  лежит
больше  в  роде,  чем  в  индивидууме.  Ибо  тот  интерес  к   специфическим
особенностям рода, который составляет корень всяческих  любовных  отношений,
начиная с мимолетной склонности и  кончая  самой  серьезной  страстью,  этот
интерес, собственно говоря, представляет для каждого  самое  важное  дело  в
жизни: удача в нем или неудача затрагивает человека наиболее  чувствительным
образом; вот почему такие  дела  по  преимуществу  и  называются  сердечными
делами. И если этот интерес приобретает решительное и сильное  значение,  то
перед  ним  отступает  всякий  другой  интерес,   направленный   только   на
собственную личность индивидуума, и в случае нужды приносится ему в  жертву.
Этим, следовательно, человек свидетельствует, что род лежит  к  нему  ближе,
чем  индивидуум,  и  что  он  непосредственнее  живет  в  первом,  нежели  в
последнем.
   Итак, почему же влюбленный так беззаветно смотрит  и  не  насмотрится  на
свою избранницу и готов для нее на всякую жертву? Потому что к ней  тяготеет
бессмертная часть его существа: всего же иного желает  только  его  смертное
начало. Таким образом, то живое  или  даже  пламенное  вожделение,  с  каким
мужчина смотрит на какую-нибудь  определенную  женщину,  представляет  собой
непосредственный залог неразрушимости ядра нашего существа и его  бессмертия
в роде. И считать такое бессмертие за нечто  малое  и  недостаточное  -  это
ошибка; объясняется она тем, что под грядущей жизнью в  роде  мы  не  мыслим
ничего иного, кроме грядущего бытия подобных нам, но ни в каком отношении не
тождественных с нами существ; а такой взгляд в свою очередь объясняется тем,
что исходя из познания, направленного вовне,  мы  представляем  себе  только
внешний облик рода, как  мы  его  воспринимаем  наглядно,  а  не  внутреннюю
сущность его. Между тем именно эта внутренняя сущность и есть то, что  лежит
в основе нашего сознания, как его зерно, что поэтому непосредственнее  даже,
чем  самое  сознание,  и  что  как  вещь  в  себе,  свободная  от   принципа
индивидуации, представляет собою  единое  и  тождественное  начало  во  всех
индивидуумах, существуют ли они одновременно или проходят  друг  за  другом.
Эта  внутренняя  сущность  -  воля  к  жизни,  т.е.  именно  то,  что  столь
настоятельно требует жизни  и  жизни  в  будущем,  то,  что  недоступно  для
беспощадной смерти. Но и с другой стороны, эта внутренняя сущность, эта воля
к жизни, не может обрести себе лучшего состояния, нежели то, каким  является
ее настоящее; а поэтому вместе  с  жизнью  для  нее  неизбежны  беспрерывные
страдания и смерть индивидуумов. Освобождать ее от  страданий  предоставлено
отрицанию воли к жизни, посредством которого индивидуальная воля  отрешается
от ствола рода и прекращает в нем свое собственное  бытие.  Для  определения
того, чем становится воля к жизни тогда, у нас нет никаких  понятий  и  даже