мужчины  оправдывается  многими  причинами.  Прежде  всего   мужчина   может
принимать большее  количество  пищи,  чем  женщина.  Кроме  того  упражнение
развивать  всякую  функцию,  и  мужчина,  поглощая  больше  пищи,  научается
оценивать  и  разбирать  вкус  стряпни.  Затем  мужчина  ведет  жизнь  более
разнообразную, полную  движений  и  впечатлений:  он  занимается  политикой,
наукой, биржевыми операциями, торговлей, и все его чувства и ум находятся  в
постоянном возбуждении.  Это  состояние  возбуждения  и  эта  потребность  в
возбуждающих средствах сообщается всем его  чувствам  и,  конечно,  также  и
чувству вкуса. Он требует, садясь за стол, чтобы кушанье ласкало его вкус  и
даже раздражало  его  разнообразием,  чем-либо  пикантным,  возбуждающим.  И
действительно, алкоголизм, самое острое проявление стремления к возбуждающим
пищевым средствам есть болезнь по  преимуществу  мужская,  почти  совершенно
незнакомая женщинам. Женщина  же,  живущая  несравненно  более  однообразной
жизнью, вне возбуждающих условий и без  развлечений,  не  нуждается  в  этих
стимулах и несравненно равнодушнее к утонченностям кухни.
   К умению разбираться во вкусе различных соусов и приправ,  что,  конечно,
служит одной из причин развития  жадности  в  еде  -  присоединяется  еще  и
другая, не менее важная причина: мужчина находится в таких условиях, которые
позволяют ему культивировать эту склонность. Женщина же никогда не находит в
своем доме тех благоприятных условий, которые создал себе мужчина,  так  как
всякая ее забота о собственных желаниях  относительно  пищи  исчезает  перед
более важными требованиями своего "домашнего цербера". Кто  по  собственному
опыту не знает подобного явления во многих семьях! Требовательность мужей  и
братьев тяжело давит на женщин в семье, они  дрожат  за  малейшую  ошибку  в
стряпне, за малейшие недостатки кухни, из-за которых могут произойти ссоры и
сцены. Мужчина, как глава семейства, хозяин, считает себя вправе предъявлять
всевозможные  требования,  заявлять   всякие   претензии.   Таким   образом,
чревоугодие, соединяясь с деспотизмом, делает их настоящими обжорами,  между
тем как женщина в своей роли  распорядительницы  кухней,  а  иногда  даже  и
стряпухи смотрит на соуса и  разного  рода  кушанья  более  с  точки  зрения
ответственности, чем с точки зрения удовлетворения собственной жадности: для
нее хороший обед значит такой, который нравится мужчинам  ее  дома,  гостям,
такой, за который она не получит упреков и выговоров.
   Одной  даме,  моей   хорошей   знакомой,   имеющей   в   высшей   степени
требовательного по кулинарной части  мужа,  кухня  представляется  настоящим
пугалом, кошмаром;  даже  ночью  она  всегда  имеет  при  себе  дощечку  для
составления "меню", если ей случится проснуться ночью.  Следовательно,  одна
из причин, удаляющих женщину от порока чревоугодия, есть та, что она слишком
часто бывает жертвой этого порока у мужчины. Итак мы видим, что  жадность  в
еде  есть  недостаток,  вызываемый,  главным   образом,   более   подвижной,
возбуждающей,  более  обильной  всякого  рода  стимулами  жизнью  мужчины  и
развивающийся  под  влиянием  деспотизма,  который  воспитывает  в   мужчине
сознание первенствующего положения в семье.
   По  тем  же  самым  причинам,  обуславливающимся  ее  званием  "хозяйки",
состоянием зависимости и однообразием жизни, женщина гораздо скупее мужчины,
несравненно осмотрительнее в расходах и экономнее. "После глупой женщины,  -
говорит г-жа де Жирарден, - самое редкое явление во Франции  -  это  женщина
щедрая".  Но,  конечно,  в  женщине  скупость  есть   только   преувеличение
драгоценного и  весьма  полезного  свойства,  являющееся  следствием  особых
условий жизни женщины.  Обремененная  непосредственной  заботой  о  детях  и
домашнем хозяйстве, претерпевая всякие препятствия и неприятности, когда она
стремится  добывать  деньги  собственным  трудом,  женщина  всегда  невольно
стремилась к тому, чтобы сберегать, накоплять  скорее,  чем  тратить  деньги
даже с умеренностью и благоразумием. Она хочет быть  уверенною  в  том,  что
хорошо тратит свои деньги,  и  ни  один  экономист  не  устанавливает  более
тщательно и более постоянно различие между деньгами и теми благами,  которые
они доставляют. Таким образом мы не удивимся, если женщина сравнивает книгу,
стоящую пять франков... с парой перчаток или черепаховой гребенкой.
   Кроме  того,  женщины,  обыкновенно,  находят   несоразмерно   громадными
гонорары докторов и адвокатов. Им кажется несправедливым, что  надо  платить
такие деньги - за что? - за идею, за совет, за взгляд  -  одним  словом,  за
неосязаемые вещи, от которых не  остается  видимых  и  материальных  следов;
тогда  как  предмет,  имеющий  свою  неоспоримую  ценность,  золотая   вещь,
например, всегда имеет, так сказать, "осязательное оправдание"  своей  цены.
Дайте женщине месячное жалованье, самое маленькое, но  определенное;  и  она
всегда сумеет извлечь из него бесконечное множество вещей, чего  мужчина  не
смог бы сделать и на гораздо большую сумму. Впрочем,  эта  женская  скупость
проявляется на каждом  шагу.  Так,  например,  женщина  всегда  предпочитает
магазины, где не установлено современного правила "цены без запроса", потому
что получение уступки на запрашиваемую  цену  дает  ей  иллюзию,  будто  она
тратит меньше! Не рассчитывая времени, которое она  тратит,  она  направляет
все усилия своего ума и воли, чтобы торговаться, уступать только постепенно,
копейку за  копейкой,  радуется,  унося  домой  вещь,  выторгованную  ею  за
половину запрошенной цены, не думая о том,  что  купец,  зная  ее  слабость,
запрашивает вдвое!
   Другая черта женского характера,  обнаруживающая  этот  врожденный  порок
скупости - ее неохота дарить деньги: она охотнее даст натурой и работой. Все
члены  любого  благотворительного  общества  констатируют  тот   факт,   что
пожертвований натурой, вещами, предметами  собственного  изделия  -  сколько
угодно, но денег мало и почти вовсе нет. У жертвующих дам чрезвычайно трудно