кспериментальное подтверждение. 
Ведь если нам удастся это доказать, то последствия, которые повлечет за собой 
признание этого факта, будут поистине революционными. Английский психоаналитик 
Мони-Кирл (338) уже заявил, что невротик – это не просто малоэффективная 
личность, это личность абсолютно неэффективная. Мы можем сказать так хотя бы 
потому, что невротик не может воспринимать реальность настолько же ясно и 
эффективно, как воспринимает ее здоровый человек. Невротик болен не только 
эмоционально – он болен когнитивно! Если мы определим здоровье и невроз 
соответственно как верное и неверное восприятие реальности, то перед нами со 
всей неизбежностью встанет проблема факта и его значения, или оценки, или, 
иначе говоря, проблема единства реального и ценностного. Это означает только 
одно – мы уже не вправе искоса смотреть на ценности и отдавать их на откуп 
кликуш и религиозных проповедников, пора сделать их объектом эмпирического 
исследования. Тот, кто когда-либо сталкивался с этой проблемой, понимает, что 
именно она должна стать фундаментом истинной науки о ценностях, которая, в свою 
очередь, ляжет в основание нового понимания этики, социальных отношений, 
политики, религии и т.п. 
Кажется совершенно очевидным, что нарушения адаптации и неврозы способны 
снизить остроту зрительной перцепции, осязания, обоняния. Но возможно также, 
что мы обнаружим аналогичный эффект и в других сферах восприятия, не имеющих 
прямого отношения к физиологии, – в пользу такой возможности говорит хотя бы 
эксперимент, в котором изучался эффект установки (279). Я убежден – рано или 
поздно мы получим экспериментальные подтверждения тому, что восприятие здоровых 
людей гораздо в меньшей степени, чем восприятие больных людей, подвержено 
влиянию желаний, потребностей и предубеждений. Можно также предположить, что 
именно эта, априорная эффективность восприятия самоактуализирующихся людей 
обусловливает их здравомыслие, способность видеть истину, их логичность, умение 
приходить к верным заключениям, то есть когнитивную эффективность. 
Более высокое качество взаимодействия с реальностью проявляется у этих людей и 
в том, что им не составляет труда отличить оригинальное от банального, 
конкретное от абстрактного, идеографическое от рубрифицированного. (Подробнее я 
расскажу об этом в главе 13.) Они предпочитают жить в реальном мире, им не по 
нраву искусственно создаваемые миры абстракций, выхолощенных понятий, 
умозрительных представлений и стереотипов, миры, в которых пожизненно 
поселяется большинство наших современников. Самоактуализирующемуся человеку 
явно больше по душе иметь дело с тем, что находится у него под рукой, с 
реальными событиями и явлениями, а не со своими собственными желаниями, 
надеждами и страхами, не с предубеждениями и предрассудками окружения. "Наивное 
восприятие" – так охарактеризовал эту способность Герберт Рид. 
Исключительно многообещающей кажется мне еще одна особенность 
самоактуализирующихся людей – их отношение к неизвестному. Исследование этой 
особенности может стать своего рода мостом, соединяющим академический и 
клинический разделы психологического знания. Здоровых, самоактуализирующихся 
людей не страшит неизвестность, неопределенность не пугает их так, как пугает 
среднестатистического человека. Они относятся к ней совершенно спокойно, не 
видят в ней угрозы или опасности для себя. Наоборот, все неизвестное, 
неструктурированное притягивает и манит их. Они не только не боятся 
неизведанного (135), но приветствуют его. Очень показательно в этом смысле 
заявление Эйнштейна: "Самое прекрасное в мире – это тайна. Она источник 
искусства и науки". 
Воистину, этих людей можно назвать интеллектуалами, исследователями, учеными; 
очень легко счесть, что все дело здесь и состоит именно в интеллектуальной мощи,
 однако нам известно множество примеров высокоинтеллектуальных людей, которые 
несмотря на свой высокий IQ, то ли в силу слабости, то ли из-за боязни, то ли 
по причине конвенциональности или в силу каких-то иных личностных дефектов, всю 
свою жизнь занимались мелкими проблемами, отшлифовывали до блеска давно 
известные факты, объединяя их в группы и разделяя на подкатегории, – словом, 
занимались всякой чушью, вместо того чтобы свершать открытия, как подобает 
настоящему ученому. 
Неизвестность не пугает здоровых людей и потому они не подвержены 
предрассудкам: они не цепенеют перед черной кошкой, не плюют через плечо, не 
скрещивают пальцы, – словом, их не тянет на действия, которые предпринимают 
обычные люди, желая уберечься от мнимых опасностей. Они не сторонятся 
неизведанного и не бегут от непознанного, не отрицают его и не делают вид, что 
его не существует, и в то же время они не склонны воспринимать его через призму 
предвзятых суждений и сложившихся стереотипов, не стараются сразу же определить 
и обозначить его. Их нельзя назвать приверженцами знакомого и понятного, они 
устремлены к познанию еще не открытых истин, но их поиск правды – это не то 
катастрофическое стремление к безопасности, уверенности, определенности и 
порядку, что обнаружил Гольдштейн у пациентов с травмами мозга, и не то, что 
свойственно компульсивно-обсессивным невротикам. Эти люди совершенно свободно 
могут позволить себе – когда ситуация требует того – беспорядочность, 
небрежность, неаккуратность, анархизм, бардак, неуверенность, неточность, 
нерешительность, сомнения, даже страх (все это вполне допустимо, а иногда даже 
необходимо как в науке, так и в искусстве, не говоря уже о жизни как таковой). 
Таким образом, неуверенность, сомнения, состояние неопределенности, столь 
мучительные и тягостные для большинства обычных людей, стимулируют 
самоактуализирующуюся личност