и. Бог знает, сколько людей повторили судьбу Галилея. 
3. Всех психологически здоровых людей объединяет одна общая особенность: всех 
их влечет навстречу хаосу, к таинственному, непознанному, необъясненному. 
Именно эти характеристики составляют для них суть привлекательности; любая 
область, любое явление, обладающее ими, представляет для этих людей интерес. И 
наоборот – все известное, разложенное по полочкам, истолкованное вызывает у них 
скуку. 
4. Немало ценной информации могут дать нам экстраполяции из области 
психопатологии. Компульсивно-обсессивные невротики (как и невротики вообще), 
солдаты с травматическими повреждениями мозга, описанные Гольдштейном, 
эксперименты Майера (285) с крысами – во всех случаях мы имеем дело с 
навязчивой, тревожной тягой ко всему знакомому и ужас перед незнакомым, 
неизвестным, неожиданным, непривычным, неструктурированным. Но, с другой 
стороны, описаны и феномены, диаметрально противоположные этим, такие как 
нарочитый нонконформизм, протест против любой власти, любых авторитетов, так 
называемая богемность, навязчивое желание шокировать окружающих, – эти феномены 
также наблюдаются при некоторых неврозах, но могут отмечаться и в процессе 
отторжения культурных ценностей. 
Возможно, стоит упомянуть в этой связи и персеверативные детоксикации, 
описанные в главе 10, представляющие собой, по крайней мере, на поведенческом 
уровне, влечение к страшному, пугающему, таинственному и непознанному. 
5. Складывается впечатление, что фрустрация когнитивных потребностей может 
стать причиной серьезной психопатологии (295, 314). Об этом также 
свидетельствует ряд клинических наблюдений. 
6. В моей практике было несколько случаев, когда я вынужден был признать, что 
патологическая симптоматика (апатия, утрата смысла жизни, неудовлетворенность 
собой, общая соматическая депрессия, интеллектуальная деградация, деградация 
вкусов и т.п.) у людей с достаточно развитым интеллектом была вызвана 
исключительно одной лишь необходимостью прозябать на скучной, тупой работе. 
Несколько раз я пробовал воспользоваться подходящими случаю методами 
когнитивной терапии (я советовал пациенту поступить на заочное отделение 
университета или сменить работу), и представьте себе, это помогало. 
Мне приходилось сталкиваться со множеством умных и обеспеченных женщин, которые 
не были заняты никаким делом, в результате чего их интеллект постепенно 
разрушался. Обычно я советовал им заняться хоть чем-нибудь, и если они 
следовали моему совету, то я наблюдал улучшение их состояния или даже полное 
выздоровление, и это еще раз убеждает меня в том, что когнитивные потребности 
существуют. Если человек лишен права на информацию, если официальная доктрина 
государства лжива и противоречит очевидным фактам, то такой человек, гражданин 
такой страны почти обязательно станет циником. Он утратит веру во все и вся, 
станет подозрительным даже по отношению к самым очевидным, самым бесспорным 
истинам; для такого человека не святы никакие ценности и никакие моральные 
принципы, ему не на чем строить взаимоотношения с другими людьми; у него нет 
идеалов и надежды на будущее. Кроме активного цинизма, возможна и пассивная 
реакция на ложь и безгласность – и тогда человека охватывает апатия, безволие, 
он безынициативен и готов к безропотному подчинению. 
7. Потребность знать и понимать проявляется уже в позднем младенчестве. У 
ребенка она выражена, пожалуй, даже более отчетливо, чем у взрослого человека. 
Более того, похоже, что эта потребность развивается не под внешним воздействием,
 не в результате обучения, а скорее сама по себе, как естественный результат 
взросления (неважно, какому из определений обучения и взросления мы отдадим 
предпочтение). Детей не нужно учить любопытству. Детей можно отучить от 
любопытства, и мне кажется, что именно эта трагедия разворачивается в наших 
детских садах и школах (158). 
8. И наконец, удовлетворение когнитивных потребностей приносит человеку – да 
простят мне эту тавтологию! – чувство глубочайшего удовлетворения, оно 
становится источником высших, предельных переживаний. Очень часто, рассуждая о 
познании, мы не отличаем этот процесс от процесса обучения, и в результате 
оцениваем его только с точки зрения результата, совершенно забывая о чувствах, 
связанных с постижением, озарением, инсайтом. А между тем, доподлинное счастье 
человека связано именно с этими мгновениями причастности к высшей истине. 
Осмелюсь заявить, что именно эти яркие, эмоционально насыщенные мгновения 
только и имеют право называться лучшими мгновениями человеческой жизни. 
Можно подвести черту под всем вышесказанным: на существование базовой 
когнитивной потребности указывают многочисленные факты и наблюдения, 
клинические данные и результаты кросс-культуральных исследований. 
Однако, даже сформулировав этот постулат, нам явно не удастся почить на лаврах. 
Так и человек, узнав нечто, не останавливается на достигнутом, он устремляется 
к более детальному, но в то же самое время и к более глобальному знанию, он 
пытается вплести его в некую философскую или теологическую систему. Новое 
знание, на первых порах очень предметное и конкретное, заставляет человека 
искать возможности для того, чтобы вписать его в некую систему, побуждает к 
анализу и систематизации. Некоторые называют этот процесс поиском смысла, или 
значения. А мы можем выдвинуть еще один постулат: человек стремится к пониманию,
 систематизации и организации, к анализу фактов и выявлению взаимосвязей между 
ними, к построению некой упорядоченной системы ценностей. 
Если мы согласимся с этими двумя постулатами, то вынуждены будем признать, что 
взаимоотношения между этими двумя стремлениями иерархичны, то есть стремление к 
познанию всегда предшествует стремлению к пониманию. Все, что мы говорили об 
иерархии препотентности и ее характеристиках, справедливо и по отношению к 
иерархии когнитивных потребностей. 
Хочу сразу же предостеречь от искушения, с которым вы