|
ганизованы иерархически.
Такая постановка вопроса имеет далеко идущие последствия. Приняв наш взгляд на
вещи, теория мотивации получает право пользоваться, наряду с концепцией
депривации, не менее убедительной концепцией удовлетворения. В соответствии с
этой концепцией удовлетворение потребности освобождает организм от гнета
потребностей физиологического уровня и открывает дорогу потребностям
социального уровня. Если физиологические потребности постоянно и регулярно
удовлетворяются, если достижение связанных с ними парциальных целей не
представляет проблемы для организма, то эти потребности перестают активно
воздействовать на поведение человека. Они переходят в разряд потенциальных,
оставляя за собой право на возвращение, но только в том случае, если возникнет
угроза их удовлетворению. Удовлетворенная страсть перестает быть страстью.
Энергией обладает лишь неудовлетворенное желание, неудовлетворенная потребность.
Например, удовлетворенная потребность в еде, утоленный голод уже не играет
никакой роли в текущей динамике поведения индивидуума.
Этот тезис в некоторой степени опирается на гипотезу, о которой мы поговорим
подробнее ниже, и суть которой состоит в том, что степень индивидуальной
устойчивости к депривации той или иной потребности зависит от полноты и
регулярности удовлетворения этой потребности в прошлом.
Потребность в безопасности
После удовлетворения физиологических потребностей их место в мотивационной
жизни индивидуума занимают потребности другого уровня, которые в самом общем
виде можно объединить в категорию безопасности (потребность в безопасности; в
стабильности; в зависимости; в защите; в свободе от страха, тревоги и хаоса;
потребность в структуре, порядке, законе, ограничениях; другие потребности).
Почти все, что говорилось выше о физиологических позывах, можно отнести и к
этим потребностям, или желаниям. Подобно физиологическим потребностям, эти
желания также могут доминировать в организме. Они могут узурпировать право на
организацию поведения, подчинив своей воле все возможности организма и нацелив
их на достижение безопасности, и в этом случае мы можем с полным правом
рассматривать организм как инструмент обеспечения безопасности. Так же, как в
случае с физиологическим позывом, мы можем сказать, что рецепторы, эффекторы,
ум, память и все прочие способности индивидуума в данной ситуации превращаются
в орудие обеспечения безопасности. Так же, как в случае с голодным человеком,
главная цель не только детерминирует восприятие индивидуума, но и
предопределяет его философию будущего, философию ценностей. Для такого человека
нет более насущной потребности, чем потребность в безопасности (иногда даже
физиологические потребности, если они удовлетворены, расцениваются им как
второстепенные, несущественные). Если это состояние набирает экстремальную силу
или приобретает хронический характер, то мы говорим, что человек думает только
о безопасности.
Несмотря на то, что мы предполагаем обсуждать мотивацию взрослого человека, мне
представляется, что для лучшего понимания потребности в безопасности имеет
смысл понаблюдать за детьми, у которых потребности этого круга проявляются
проще и нагляднее. Младенец реагирует на угрозу гораздо более непосредственно,
чем взрослый человек, воспитание и культурные влияния еще не научили его
подавлять и сдерживать свои реакции. Взрослый человек, даже ощущая угрозу,
может скрыть свои чувства, смягчить их проявления настолько, что они останутся
незамеченными для стороннего наблюдателя. Реакция же младенца целостна, он всем
существом реагирует на внезапную угрозу – на шум, яркий свет, грубое
прикосновение, потерю матери и прочую резкую сенсорную стимуляцию.11
Реакция младенца на различного рода соматические нарушения также гораздо более
непосредственна, чем у взрослого человека. Очень часто соматическое
расстройство воспринимается ребенком как прямая угроза, как угроза per se и
вызывает страх. Так, например, рвота, колики в животе, острая боль могут
полностью изменить мировосприятие ребенка. Образно говоря, для ребенка,
испытывающего боль, весь мир становится мрачным, пугающим, опасным и
непредсказуемым, – в таком мире может произойти все что угодно. Расстройство
желудка, любое другое недомогание, которое взрослый человек счел бы "легким",
заставляет ребенка испытывать ужас, вызывает ночные кошмары. В таком состоянии
ребенок особенно остро ощущает потребность в участии и защите. Наглядным
подтверждением наших рассуждений может служить недавно проведенное исследование,
в котором изучались психологические последствия хирургических вмешательств у
детей (270).
Потребность в безопасности у детей проявляется и в их тяге к постоянству, к
упорядочению повседневной жизни. Ребенку явно больше по вкусу, когда окружающий
его мир предсказуем, размерен, организован. Всякая несправедливость или
проявление непоследовательности, непостоянства со стороны родителей вызывают у
ребенка тревогу и беспокойство. В данном случае главную роль играет не столько
несправедливость как таковая и даже не боль, связанная с ней, сколько то
обстоятельство, что несправедливость или непоследовательность заставляет
ребенка ощутить непредсказуемость мира, его опасность, убеждает ребенка в том,
что этому миру нельзя доверять. Маленькие дети чувствуют себя гораздо лучше в
такой обстановке, которая, если уж и не абсолютно незыблема, то хотя бы
предполагает некие твердые правила, в ситуации, которая в какой-то степени
рутинна, в какой-то мере предсказуема, которая содержит в себе некие устои, на
которые можно опереться не только в настоящем, но и в будущем. Вопреки
расхожему мнению о том, что ребенок стремится к безграничной свободе,
вседозволенности, детские психологи, педагоги и психотерапевты постоянно
обнаруживают, что некие пределы, некие ограничения внутренне необходимы ребенку,
что он нуждается в них, или, если сформулировать этот вывод более корректно, –
ребен
|
|