|
олода.
В данной связи уместно вспомнить критическое отношение гештальт-психологии к
понятию простоты. Потребность в пище, на первый взгляд куда как более простая,
чем потребность в любви, на самом деле не столь проста (160). Иллюзия простоты
возникает при выборочном рассмотрении отдельных, изолированных, относительно
самостоятельных проявлений и процессов. Но даже и в таком случае рано или
поздно мы обнаружим, что по-настоящему важные процессы в обязательном порядке
динамически взаимосвязаны со всем тем, что важно для человека в целом. Однако,
если так, то имеет ли смысл принимать за образцы потребности, столь далекие от
комплексного отражения целостности индивидуума? Может быть, причина столь
большого интереса науки к потребности в пище состоит в том, что эта потребность
легче других поддается исследованию с помощью знакомых инструментов,
традиционных (но не обязательно точных) методик, которые изолируют, редуцируют,
обособляют ее? И все-таки, если уж выбирать, какие проблемы подлежат
исследованию в первую очередь – тривиальные, но легко разрешаемые, или же
сложно постижимые, но чрезвычайно важные, – то я бы отдал предпочтение
последним.
ЦЕЛЬ И СРЕДСТВО
Если проанализировать наши обычные желания, то мы обнаружим по меньшей мере
одну общую объединяющую их характеристику. Я говорю здесь о том, что эти
желания предстают перед нами не как цель, но скорее как средство достижения
некой цели. Человек желает заработать побольше денег, чтобы купить новый
автомобиль. В свою очередь, автомобиль он хочет купить для того, чтобы не
чувствовать себя "хуже" соседа, который недавно купил новый автомобиль, то есть
для того, чтобы сохранить самоуважение, уважение и любовь окружающих. Взявшись
за анализ человеческих желаний (я имею в виду осознанные желания), мы очень
скоро обнаружим, что за каждым из них стоит какое-то другое, более
фундаментальное желание, которое правильнее было бы назвать целью или ценностью.
Другими словами, при анализе человеческих желаний мы сталкиваемся с той же
ситуацией, что и при анализе психопатологической симптоматики. Изучение
симптомов – крайне полезное занятие, но всегда следует помнить, что нас
интересует не симптом сам по себе, а его значение, его причины и последствия.
Изучение отдельного симптома почти бессмысленно, но анализ общей динамики
симптомов полезен и плодотворен, потому что только на основании такого анализа
мы можем поставить правильный диагноз и назначить курс лечения. Так же и
отдельно взятое желание интересно нам не само по себе, а только в связи с
конечной целью, проявляющейся в нем, в связи с его потаенным смыслом,
подоплекой, вскрываемыми только посредством глубинного анализа.
Глубинный анализ тем и хорош, что всегда подразумевает существование некой
личностной цели, или потребности, глубже которых уже ничего нет, удовлетворение
которых само по себе есть целью. Характерная особенность этих потребностей
состоит в том, что они, как правило, не обнаруживают себя непосредственно, а
выступают скорее как своеобразный концептуальный источник множества
специфических, осознаваемых желаний. Другими словами, именно эти базовые цели и
стремления должны быть главным предметом исследования человеческой мотивации.
Все вышеизложенное заставляет нас сформулировать одно очень важное требование,
которое необходимо учитывать при построении мотивационной теории. Поскольку
базовые цели не всегда представлены в сознании, то нам придется иметь дело с
очень сложной проблемой – с проблемой бессознательного. Изучение только
сознательной мотивации, даже самое тщательное, оставляет за рамками
рассмотрения очень многие человеческие мотивы, которые не менее, а, быть может,
и более важны, чем те, что представлены в сознании. Психоанализ неоднократно
демонстрировал нам, что связь между осознаваемым желанием и лежащей в его
основе базовой неосознаваемой целью не обязательно прямолинейна. Эта
взаимосвязь может быть даже отрицательной, как это бывает в случае реактивных
образований. Таким образом, мы должны признать, что отрицание роли
бессознательного делает невозможным построение теории мотивации.
ЖЕЛАНИЯ И КУЛЬТУРА
В нашем распоряжении имеется достаточно антропологических данных, указывающих
на то, что люди гораздо меньше отличаются друг от друга в своих фундаментальных
потребностях, нежели в повседневных, осознаваемых желаниях. В пользу этого
утверждения говорит тот факт, что представители разных культур прибегают к
разным, порой совершенно противоположным способам удовлетворения одной и той же
потребности, например, потребности в самоуважении. В одной культуре для
удовлетворения этой потребности человеку нужно стать удачливым охотником, в
другой – хорошим врачом, в третьей – отважным воином, в четвертой – быть
эмоционально сдержанным человеком и т.д. и т.п. Очевидно, что стремление стать
удачливым охотником и стремление стать хорошим врачом служат достижению одной и
той же фундаментальной, конечной цели. Поэтому при классификации эти два
несоизмеримых на первый взгляд желания логичнее было бы объединить в рамках
одной категории, игнорируя крайнюю несхожесть их поведенческих проявлений.
Очевидно, что цель гораздо более универсальна, чем средства достижения этой
цели, потому что средства обязательно подвержены влияниям конкретных
особенностей культуры, традиций и стереотипов.
МНОЖЕСТВЕННЫЕ МОТИВАЦИИ
Опыт исследования психопатологии еще раз доказывает нам, что посредством
осознанного желания и поведенческих актов, мотивированных этим желанием,
человек может осуществлять и выражать совсем иные, неосознаваемые им желания.
Поясним нашу мысль. Известно, что осознанное половое влечение и продиктованное
им сексуальное поведение – чрезвычайно сложные феномены, и сложны они именно
потому, что за ними могут стоять различные неосознаваемые желания. Если у
одного человека половое влечение может быть обусловлено потребностью в
сам
|
|