же на этот иезуитский 
вопрос можно ответить эмпирически; достаточно просто понаблюдать за людьми, 
чтобы понять, что все они, они, а не наблюдатель, совершенно спонтанно, 
естественно выбирают то, что делает их счастливыми, спокойными, радостными или 
умиротворенными. Другими словами, каждый человек стремится к хорошему, а не к 
дурному (если, конечно, он более-менее здоров и если он живет в условиях, хоть 
сколько-нибудь благоприятствующих этому стремлению). 
Эти же наблюдения помогут нам найти достойный ответ многим ложным суждениям 
причинно-следственного типа "Если хочешь X, нужно делать У" ("Если хочешь жить 
дольше, нужно есть витамины"). Сейчас у нас появляется возможность определить 
истинные причинно-следственные связи. Мы уже знаем, что на самом деле нужно 
человеку, мы знаем, что человек стремится к любви, к безопасности, к счастью, к 
долголетию, к душевному покою, к знаниям и т.п. Поэтому нам уже нет нужды 
говорить: "Если хочешь быть счастливым, то...". Вместо этого мы можем сказать: 
"Если ты здоровый представитель рода человеческого, то...". 
Утверждение о том, что человек изначально устремлен к счастью, благополучию, 
здоровью, столь же эмпирично, как наши заявления о том, что собака любит мясо, 
что аквариумным рыбкам нужна свежая вода, что цветы тянутся к солнцу. Его 
нельзя воспринимать как чисто оценочное заявление, оно одновременно и 
нормативно, и дескриптивно. (Для нормативно-дескриптивных понятий я однажды 
предложил термин сплавленное понятие (314).) 
И еще несколько слов – специально для тех из моих коллег-философов, которые 
привыкли четко обозначать, чем человек есть на самом деле, и чем он должен быть.
 Им я готов предложить следующую формулу: То, чем мы можем стать, равно тому, 
чем мы должны быть. Заметьте, если мы подходим к вопросу эмпирически, с научной 
точки зрения, если мы ставим перед собой задачу описать реально существующие 
факты и явления, то мы не станем употреблять слово должен, оно становится 
совершенно неуместным, – ведь нам же не приходит в голову говорить о том, каким 
должен быть гладиолус или лев. Такая постановка вопроса лишена всякого смысла. 
То же самое верно и в отношении ребенка. 
Мне думается, что, рассуждая о человеке, правильнее было бы говорить о том, 
каков он есть и каким он может быть. Нам известно, что личность многослойна, мы 
говорим о разных уровнях ее организации. Бессознательное и сознательное, пусть 
даже порой и противостоят друг другу, все же равноположные образования, 
все-таки существуют одновременно. Так же и о том, что лежит на поверхности, 
можно сказать, что оно есть, что оно действительно, но и другое, то, что 
спрятано в глубинах личности, тоже существует, оно может выйти на поверхность, 
может стать осознанным, столь же действительным, как первое. 
Оказавшись в такой системе координат, мы уже не станем недоумевать, почему мы 
должны признавать доброту и способность к отзывчивости за людьми, чье поведение 
оставляет желать лучшего. Ведь если нам удастся пробудить в них эту 
общечеловеческую потенцию – способность любить, – они непременно станут более 
здоровыми, а значит и более нормальными людьми. 
Одна из важнейших особенностей человека, отличающая его от других животных, 
заключается в том, что его потребности, естественные предпочтения, 
инстинктоидные тенденции очень слабы, двусмысленны, завуалированы, они 
оставляют место для сомнений, неуверенности и конфликтов; они взывают к 
человеку, но их зов слаб и невнятен, его легко заглушает голос культуры, 
привычек, требования других людей.80 Многовековое представление об инстинктах 
как о чем-то могучем, требовательном, безошибочном (и это верно в отношении 
животных) не позволяло нам допустить возможность существования слабовыраженных 
инстинктов. 
Человек действительно наделен собственной, только ему присущей природой, 
действительно обладает внутренним стержнем, костяком инстинктоидных тенденций и 
возможностей, и счастлив тот, кому удается понять самого себя. Не так-то просто 
быть естественным и спонтанным, знать, кто ты есть на самом деле, что 
представляешь собой, чего ты действительно хочешь – это требует огромного труда,
 терпения и мужества. 
ВНУТРЕННЯЯ ПРИРОДА ЧЕЛОВЕКА
Наши рассуждения заставляют нас сделать два основополагающих вывода. Во-первых, 
следует признать, что природа человека не сводится лишь к анатомии и физиологии,
 со всей обязательностью она включает в себя его базовые потребности и его 
психологические возможности. Во-вторых, как мы уже говорили, психологическая 
природа человека очень слаба, она затаена и трудноразличима. 
На чем основывается наша убежденность в том, что потребности и тенденции, 
которые мы называем базовыми, имеют врожденный характер? Я провел анализ 
двенадцати независимых друг от друга рядов экспериментальных и клинических 
данных (см. главу 6 и работу, указанную в библиографии под номером 298) и на 
основании этого анализа готов сделать четыре вывода. Во-первых, данные 
исследований свидетельствуют о том, что фрустрация базовых потребностей и 
тенденций психопатогенна, то есть приводит к нездоровью человека. Во-вторых, 
можно говорить о том, что удовлетворение этих потребностей, осуществление этих 
тенденций способствует формированию здоровой личности (то есть удовлетворение 
евпсихогенно). чего нельзя сказать об удовлетворении невротических потребностей.
 В-третьих, базовые потребности и тенденции человека спонтанно проявляются в 
условиях свободного выбора. В-четвертых, их можно непосредственно изучить на 
выборке здоровых, самоактуализирующихся людей. 
При исследовании базовых потребностей нельзя полагаться только на 
интроспективные отчеты, в равной степени бессмысленно основываться на одних 
лишь исследованиях бессознательных желаний. Невротические и базовые потребности 
зачастую имеют сходную феноменологию, они могут одинаково ощущаться и 
переживаться человеком. И те, и другие требуют своего удовлетворения