ашего общества ненормальна. Отсюда 
следует вывод – понятие средней величины или среднего значения ни в коем случае 
не служит синонимом понятия "норма". 
Примером подмены понятия "среднее значение" понятием "норма" служит 
составленная Гезеллом "Таблица нормального физического развития младенца". 
Спору нет, эта таблица представляет интерес для ученых и педиатров. Но нельзя 
забывать, что в ней приведены именно среднестатистические показатели детского 
развития. Результатом подмены понятий становится тревога тысяч матерей, 
обеспокоенных тем, что их дети начинают пить из чашки или делают первые шаги 
позже, чем положено в соответствии с таблицей. Очевидно, что, установив среднюю 
величину, мы должны затем задаться вопросом: "Следует ли рассматривать среднее 
как полезное, желательное для человека?" 
2. Слишком часто, говоря о "норме", мы имеем в виду следование традициям и 
конвенциональное поведение. Мы употребляем слово "нормально" для того, чтобы 
высказать одобрение привычному ходу вещей. Помню, сколько разговоров, сколько 
шума вызывал в свое время вопрос о женском курении. Преподавательница колледжа, 
в котором я учился в те давние годы, как-то раз воскликнула: "Курящая девушка – 
это ненормально!" (Вы можете мне не верить, но тогда "нормальная" девушка не 
могла позволить себе прийти на занятия в брюках или прогуляться по коридору в 
обнимку с парнем.) На самом деле ученой даме следовало бы сказать: "Курящая 
девушка – это необычно", что было бы абсолютно справедливо. Но в том-то и дело, 
что все необычное, нетрадиционное ассоциировалось в ее сознании с понятием 
патологии, ненормальности. Прошло не очень много времени, и традиции стали 
иными. Сегодня восклицание той дамы не может вызвать ничего, кроме улыбки – 
теперь само ее возмущение можно счесть "ненормальным". 
3. Мы знаем, что религия испокон века признавала некоторые традиции священными, 
наполняла их высшим, божественным смыслом. Это не что иное, как одна из 
разновидностей вышеописанной подмены понятия нормы. Многие люди склонны видеть 
в священных писаниях прямое указание на предписанное поведение, этакий свод 
этических норм. Другое дело ученый – при определении понятия нормы он не обязан 
принимать в расчет даже этот кладезь традиций, не говоря уже о других, не 
освященных древностью обычаях и установлениях. 
4. То же самое можно сказать и о культуральных стереотипах. Ученый не может 
рассматривать их в качестве основания для определения понятия нормы. Культурные 
стереотипы слишком независимы от того, что мы называем пользой, благом и 
здоровьем. Огромная заслуга антропологов заключается в том, что они заставили 
нас осознать наш этноцентризм. Мы, представители европейской культуры, взращены 
на ее обычаях и условностях, в соответствии с которыми мы, например, едим 
говядину и отказываемся от собачьего мяса, еще до недавних пор видели в этих 
обычаях и условностях некие абсолютные, общечеловеческие критерии нормы. Но, по 
мере накопления знания о бытовых и культурных особенностях разных народов, мы 
избавились от большей части свойственных нам заблуждений, мы поняли всю 
опасность этноцентризма. Чтобы говорить обо всем человечестве, нужно иметь 
некоторые представления о философской антропологии и познать особенности хотя 
бы десятка разных народов; такой разговор в любом случае требует определенной 
доли отстраненности от собственной культуры. Только став выше взрастившей нас 
культуры, мы сможем судить о человеке как о человеке, а не рассматривать его 
только как представителя чуждой нам цивилизации. 
5. Широко распространено мнение о том, что человек должен уметь 
приспосабливаться к окружающим его людям, но и в этом мне видится проявление 
этноцентризма. Читателю-непрофессионалу может показаться странным то 
негодование, которое вызывает у психологов эта, на первый взгляд, здравая мысль.
 Ведь каждый из нас хочет, чтобы его ребенок умел ладить с людьми, чтобы друзья 
любили его, восхищались им, чтобы он не был изгоем в своей группе. Но мы 
забываем задать себе вопрос: "Что это за группа?" А если это группа нацистов, 
преступников или наркоманов? Если человек должен приспосабливаться, то к чему и 
к кому? Чью любовь и чье восхищение нужно стремиться завоевать? Именно об этом 
написал Герберт Уэллс в своем чудесном коротеньком рассказе "Долина слепцов", 
он показал, как трудно зрячему приспособиться к миру слепых. 
Приспособление означает слепое подчинение стереотипам и требованиям общества, 
среды. Но если это больное общество, если это нездоровая среда? Только сейчас 
мы начинаем понимать, что малолетние правонарушители не обязательно дурны, 
порочны или нездоровы с точки зрения психиатрии. Подростковая преступность и 
делинквентность зачастую выступает реакцией на эксплуатацию и социальную 
несправедливость; ребенок, совершая правонарушение, тем самым утверждает свое 
законное биологическое право на справедливость. 
Приспособление – это пассивный процесс, в процессе приспособления человеку не 
нужны его индивидуальность, его желания, его воля, порой они просто мешают 
приспособлению. В этом смысле идеальную приспособляемость мы обнаружим у барана 
в стаде или у раба, то есть у тех существ, которые не ведают, что такое свобода 
воли. Идеально приспособившимся человеком можно назвать даже лунатика или 
умалишенного. 
В своих крайних формах теория "решающего влияния окружающей среды" 
подразумевает абсолютную неизменность последней и безграничную податливость 
человеческой натуры. Инвайронментализм – это философия фатализма, философия 
status quo, которая не отражает истинного положения дел. Человеческая природа 
изменчива, но не безгранично, среда же, напротив, бесконечно изменчива. 
6. Совершенно иная традиция определения нормы сложилась в медицине, где понятие 
"нормальный" употребляется как синоним физического здоровья, как синоним 
отсутствия органических поражений и дисфункций. Если пациент жалуется, например,
 на боль