о у преподавателя, который берется обучить вас, дурное 
произношение, то вам лучше не торопиться, а постараться подыскать учителя 
получше. Следуя этой же логике, нам не следует соглашаться с чрезмерно легким, 
поверхностным отношением к научной теории, воплощенным в расхожей поговорке: 
"Лучше ложная теория, чем никакая". Если вышеприведенные рассуждения хоть 
сколько-нибудь верны, то все не так просто, как кажется некоторым ученым, очень 
может быть, что лучше и не мнить себя тружеником науки, если становишься рабом 
ложного посыла. Как гласит испанская мудрость: "Паутина привычек крепче 
железных оков". 
Мне бы не хотелось, чтобы вы подумали, что я критически отношусь к самому 
процессу научения, мой критицизм распространяется только на научение 
атомистическое и репродуктивное, то есть на такой вид научения, при котором 
человек запоминает и воспроизводит изолированные ad hoc реакции. К сожалению, 
слишком многие психологи склонны рассматривать только этот тип научения, словно 
это единственный механизм, с помощью которого прошлый опыт может влиять на 
реальные проблемы, встающие перед человеком, словно взаимодействие прошлого с 
настоящим ограничивается лишь механическим воспроизведением прошлого опыта для 
решения актуальной проблемы. Наивность такой точки зрения очевидна. Ведь самые 
важные уроки, из тех, что преподносит нам жизнь, ни в коей мере не атомистичны, 
не репродуктивны. Самое важное влияние прошлого опыта и самый важный тип 
научения, – это научение характеру или сущностное научение (311а). В процессе 
этого научения прошлый опыт формирует саму характерологическую структуру 
индивидуума. Человек не копит опыт как монеты в копилке; если в опыте есть хоть 
что-то существенное, то опыт изменяет самого человека. Так, трагическое 
переживание способствует обретению зрелости, мудрости, терпимости, 
мужественности, способности решить любую проблему взрослой жизни. (В 
соответствии же с классической теорией научения, опыт не дает индивидууму 
ничего, кроме некой техники разрешения определенной проблемной ситуации, 
например, ситуации смерти матери.) Такой тип научения куда как более важен, 
полезен и поучителен, нежели классические примеры научения, вроде слепой 
ассоциации между бессмысленными слогами, – эти эксперименты, на мой взгляд, 
страшно далеки от реальной жизни.55 
Если жизнь – это непрерывное движение, непрерывный процесс, то каждый ее миг 
непохож на все, что было раньше, он нов и уникален. Теоретически, любая 
проблема, встающая перед человеком, – это новая проблема. Согласившись с 
неповторимостью каждого мгновения жизни, мы должны будем согласиться и с тем, 
что типичной можно счесть каждую проблему, которая еще не стояла перед 
индивидуумом и которая существенно отличается от любой другой проблемы. И 
наоборот, проблему, схожую с прошлыми проблемами, согласно этой же теории, 
следует рассматривать как особый случай, как исключение из правила. Если наш 
подход верен, то апелляция к прошлому опыту и использование готовых ad hoc 
решений могут быть так же опасны, как и полезны. Я убежден, что будущие 
исследователи подтвердят не только теоретическую, но и практическую правоту 
этого предположения. Во всяком случае, каких бы теоретических взглядов мы ни 
придерживались, приходится признать, что, по крайней мере, некоторые жизненные 
проблемы новы и потому им следует искать новых решений.56 
С биологической точки зрения навыки (они же привычки) играют двоякую роль в 
адаптации – они так же необходимы, сколь и вредны. В основе всякого навыка 
лежит ложный посыл, заключающийся в том, что мир постоянен, неизменен, статичен,
 но, несмотря на это, мы продолжаем считать навыки одним из самых эффективных 
средств адаптации к изменчивым, непостоянным условиям существования. По сути 
своей навык – это сформированная реакция на ситуацию, это однажды найденное 
решение проблемы, готовый ответ на вопрос. С момента обретения навыка человек 
становится инертным, он сопротивляется изменениям.57 Очевидно, что изменения 
актуальной ситуации требуют от индивидуума изменения его реакции на нее или, по 
крайней мере, готовности модифицировать свои реакции. В таком случае 
неадекватный навык может нанести индивидууму больший вред, чем отсутствие 
всякой реакции, хотя бы потому, что навык препятствует формированию новых 
реакций, адекватных изменившейся ситуации. В этом же ключе рассуждает и 
Бартлетт о требованиях внешней среды. Он заявляет, что внешняя среда 
"характеризуется как изменчивостью, так и постоянством, и потому она диктует 
различные формы приспособления, но в любом случае не позволяет начать с нуля". 
(33, р. 224). 
Для того, чтобы несколько прояснить этот парадокс, рассмотрим его под иным 
углом зрения. Мы вправе со всей уверенностью заявить – адаптивное значение 
навыков и привычек состоит в том, что они помогают нам сберечь время, энергию и 
силы при повторном столкновении с проблемой. Если проблема каждый раз предстает 
перед нами в одном и том же обличий, нет нужды искать ей новое решение – мы 
можем воспользоваться прежним, однажды выработанным и проверенным решением, 
которое предоставляют нам архивы нашего опыта. Примем следующее определение 
навыка. Навык – это реакция на повторяющуюся, неизменную, знакомую проблему. 
Навык можно назвать реакцией с условием – "с условием, что мир статичен, 
неизменен и постоянен". Считаю необходимым настаивать именно на таком 
определении навыка хотя бы потому, что очень многие психологи рассматривают 
навык как исключительно адаптивный механизм, придавая тем самым чрезмерно 
большое значение феномену повторяемости. 
Спору нет, в большинстве случаев подобный подход вполне оправдан, так как 
многие проблемы, с которыми сталкивается человек в своей повседневной жизни, 
действительно повторяемы, действительно знакомы. Так называемые высшие формы 
деятельности – мыслительная, изобретательская, творческая – возможны только в 
том случае, если человек имеет в своем ар