| |
аро был всегда впереди меня.
Иногда он исчезал, как будто прыгал в сторону от тропинки,
только чтобы снова появиться впереди меня. Что касалось
меня, то это, казалось, была странная, бессмысленная ходьба
в темноте. Я шел потому, что я не знал, как вернуться к
дому. Я не мог понять, что делал дон Хенаро. Я подумал, что
он вел меня к какому-то неясному месту в чапарале, чтобы
показать мне технику, о которой говорил дон Хуан. В одном
месте, однако, у меня возникло необычное ощущение, что дон
Хенаро был позади меня. Я повернулся и мельком увидел
человека в некотором отдалении позади меня. Эффект был
потрясающим. Я изо всех сил старался увидеть в темноте и
верил, что мог различить силуэт человека, стоявшего примерно
в пятнадцати ярдах от меня. Фигура почти сливалась с
кустами; она как будто хотела скрыться. Я пристально
вглядывался момент и мог действительно разобрать силуэт
человека в поле моего восприятия, даже хотя он и старался
спрятаться за темными очертаниями кустов. Тогда логичная
мысль пришла мне в голову: этим человеком должен быть дон
Хуан, который должен был следовать за нами все время.
Мгновенно я стал убежден, что это было так, я также понял,
что я не мог больше различать его силуэт; все, что было
передо мной, это неразличимая темная масса пустынного
чапараля.
Я пошел к месту, где я видел человека, но не мог никого
найти. Дона Хенаро также нигде не было видно, и, так как я
не знал дороги, я сел ждать. Через полчаса дон Хуан и дон
Хенаро пришли. Они громко звали меня по имени. Я встал и
присоединился к ним.
Мы шли к дому в полной тишине. Я приветствовал этот
антракт тишины, потому что я чувствовал себя совершенно
дезориентированным. Фактически, я чувствовал себя
неизвестным самому себе. Дон Хенаро сделал что-то для меня,
что-то, что удерживало меня от формулирования моих мыслей
тем путем, каим я привык это делать. Мне стало это очевидно,
когда я сидел на тропинке. Я автоматически проверил время,
когда сел, и затем оставался спокойным, как будто мой ум был
выключен. Все же, я сидел в состоянии настороженности, какую
я никогда не испытывал прежде. Это было состояние безмыслия,
возможно, сравнимое с беззаботностью ко всему. Мир,
казалось, был в течение этого времени, в странном
равновесии: я ничего не мог добавить к нему и ничего не мог
вычесть из него.
Когда мы пришли к дому, дон Хенаро раскатал соломенный
мат и лег спать. Я чувствовал необходимость воспроизвести
свои переживания дону Хуану. Но он не позволил мне говорить.
13 октября 1970 года.
- Я думаю, что я понял то, что дон Хенаро пытался
сделать прошлой ночью, - сказал я дону Хуану.
Я сказал это для того, чтобы вызывать его на разговор.
Его постоянные отказы разговаривать лишали меня присутствия
духа.
Дон Хуан улыбнулся и медленно покачал головой, как
будто соглашаясь со мной. Я должен был принять этот жест как
подтверждение, если бы не странный блеск в его глазах. Его
глаза как будто смеялись надо мной.
- Ты думаешь, я не понимаю, да? - спросил я
непридужденно.
- Я полагаю, да... Понимаешь, на самом деле; ты
понимаешь, что Хенаро был позади тебя в то время. Однако,
понимание - это не настоящее дело.
Его утверждение, что дон Хенаро был позади меня все
время, потрясло меня. Я попросил его объяснить это.
- Твой ум направлен так, что ищет только одну сторону
этого, - сказал он.
Он взял сухую ветку и стал двигать ею по воздуху. Он не
бросал ее воздух и не рисовал фигуры; то, что он делал,
походило на движения, которые он делает своими пальцами,
когда вычищает сор из кучи зерна. Его движения были подобны
мягкому уколу или царапанью воздуха веткой.
Он обернулся и посмотрел на меня, а я машинально пожал
плечами в недоумении. Он стал чертить ближе и повторять свои
движения, сделав восемь точек на земле. Он обвел первую
точку.
- Ты здесь, - сказал он. - Все мы здесь - это чувство,
и мы двигаемся отсюда сюда.
Он описал вторую, которую он начертил п
|
|
