| |
в левой руке, я посыпал срез
правой рукой. Затем он вставал и вручал мне батончик,
который я принимал двумя руками и, как он велел, клал внутрь
мешочка.
- Стой прямо и не давай мешку коснуться земли или
кустов или чего-либо еще, - несколько раз повторил он, как
будто считая, что я могу забыть. Мы собрали 65 батончиков.
Когда мешок был полностью наполнен, он поместил его мне на
спину, а на грудь привязал новый мешок.
К тому времени, когда мы пересекли долину, мы уже имели
два полных мешка, содержащих 110 батончиков пейота. Мешки
были так тяжелы, громоздки, что я едва мог идти под их
тяжестью, и объемом.
Дон Хуан прошептал мне, что мешки потому так тяжелы,
что мескалито хочет вернуться к земле. Он сказал, что печаль
при покидании своих владений делает мескалито тяжелым. Моей
истинной задачей было не дать мешкам коснуться земли, так
как, если я это сделаю, то мескалито уже никогда не позволит
мне взять его снова.
В один определенный момент давление лямок на мои плечи
стало невыносимым. Что-то применяло поразительную силу,
чтобы пригнуть меня к земле. Я чувствовал себя очень
ответственным. Я заметил, что убыстряю шаги, почти бегу. В
некотором роде я трусцой бежал за доном Хуаном. Внезапно
тяжесть на моей спине и груди почти исчезла, ноша стала
легкой, как будто в мешках была губка. Я свободно бежал,
чтобы не отстать от дона Хуана, который был впереди меня. Я
сказал ему, что больше не чувствую тяжести. Он объяснил, что
мы вышли из владения мескалито.
3 июня 1962 года.
- Я думаю, что мескалито почти принял тебя, - сказал
дон Хуан.
- Почему, дон Хуан, ты говоришь, что он п о ч т и
принял меня?
- Он не убил тебя и даже не нанес тебе вреда. Он дал
тебе хороший испуг, а не то, чтобы действительно плохой.
Если бы он не принял тебя совсем, он бы явился тебе
чудовищным и полным ярости. Некоторые люди познали значение
ужаса, встретившись с ним, не будучи им приняты.
- Если он так ужасен, почему ты не сказал мне об этом
прежде, чем вести меня на поле?
- У тебя нет мужества, чтобы искать его сознательно. Я
думаю, что будет лучше, если ты не будешь знать.
- Но, дон Хуан, ведь я мог умереть!
- Да, мог. Но я был почти уверен, что для тебя все
обойдется благополучно. Он играл с тобой однажды. Он не
повредил тебе. Я считал, что он также будет иметь к тебе
расположение и на этот раз.
Я спросил его, действительно ли считал, что мескалито
имеет ко мне расположение. Мой опыт был устрашающ. Я
чувствовал, что чуть не умер от страха.Дон Хуан сказал, что
мескалито дал мне урок.
Я спросил его, что это был за урок и что он означал. Он
сказал, что на такой вопрос будет невозможно ответить,
потому что я слишком напуган, чтобы знать т о ч н о , что
я спрашивал.
Дон Хуан покопался в моей памяти относительно того, что
я срезал мескалито перед тем, как он показал мне сцену на
руке. Но я не мог припомнить. Все, что я помнил, это как я
упал на колени и начал исповедоваться перед ним в своих
грехах. Дону Хуану, казалось, неинтересно было больше
разговаривать об этом. Я спросил его:
- Ты научишь меня словам песни, которую ты пел?
- Нет, не могу. Это мои собственные слова, слова,
которым защитник сам обучил меня. Песни - это м о и
песни. Я не могу рассказать тебе, чем они являются.
- Почему ты не можешь, дон Хуан.
- Потому что эти песни есть звено между мной и
защитником. Я уверен, что когда-нибудь он обучит тебя твоим
собственным песням. Подожди до тех пор и никогда не копируй
и не спрашивай о песнях, которые принадлежат другому
человеку.
- Что это было за имя, которое ты называл? Скажи мне
это, дон Хуан?
- Нет. Его имя никогда не должно произноситься вслух,
кроме как для того, чтобы вызвать его.
Что, если я сам захочу позвать его?
- Если когда-нибудь он примет тебя, то он скажет тебе
свое имя. Это имя будет для тебя одного. Или чтобы звать
громко, или чтобы произносить его спокойно про себя. Может,
он скажет, что его имя хосе. Как знать?
- Почему н
|
|
