ситуации. Минут через двадцать я опять успокоилась. 
     Когда я снова возобновила глубокое дыхание, мои ноги поднялись 
специфическим образом. Я почувствовала себя изнасилованной одновременно отцом, 
мужем и колокольней Церкви Христианской Науки в Бостоне! Я кричала и боролась 
несколько минут, пока это продолжалось. Затем пришел образ, будто мне в рот 
заталкивают страницы книжки Христианской Науки и заставляют меня глотать, не 
прожевав, мировоззрение, отрицающее мое тело, мою сексуальность, меня саму. 
Чужая вселенная наполняла меня, объясняя мне, что я не хороша. Я устроила 
"ритуальную рвоту", руками помогая себе собрать желчь и раздражение из всего 
тела - вверх, к горлу и вон, со всеми звуками рвоты.
     Я все более приходила в неистовство, силясь и стремясь добиться рвоты. Это 
длилось около часа. Я чувствовала, что если не выброшу это из себя, то унесу 
эту желчь, эту чужую вселенную из этой комнаты с собой и буду носить ее всю 
оставшуюся жизнь. Я подумала о своей дочери. Если я не освобожусь от этого 
материала, она тоже попадется в эту ловушку, влипнет в ту же вселенную, которая 
отравила мою бабушку, моего отца, мужа и меня. "Грехи отцов" падут на нее. Я 
продолжала ей говорить, что делаю это для нее и что буду продолжать это вечно, 
если так нужно. А потом сильная потребность управлять переживаниями посредством 
рвоты покинула меня. Я успокоилась, оставив дочь на попечение вселенной.
     Пока я лежала, меня наполнял образ. Я танцевала и радостно бегала вокруг 
пустой Церкви Матери в Бостоне с Мэри Бэйкер Эдди. Я столкнулась с ней в 
Комнате Матери. Мы вступили в сексуальную связь, затем побежали на второй 
балкон с левой стороны церкви. Один за другим все важные люди моей жизни 
присоединились к нам. Я узнала своего учителя по Христианской Науке, родителей, 
мужа, дочь, близкую подругу, сестру, терапевта, Рам Даса, Муктананду, Иисуса... 
Они все смотрели на меня с блаженными улыбками и говорили: "Все в порядке, мы 
просто шутили, играли роли. Все в порядке". Когда я пришла в себя, я держала 
правой рукой руку Пола, а левой - Тару. Джеймс мягко гладил меня по лицу. Я 
рассказала им, что это была за шутка, и поблагодарила за то, что они помогли 
мне снова найти Бога. Я сказала, что никогда еще не чувствовала себя так 
связанной с людьми, после такого чувства одиночества в моей жизни. 
     
Третий сеанс дыхания 
     В начале третьего сеанса я все еще волновалась, ожидая начала процесса, 
хотя проделала это уже дважды. Я ощутила, что чувствую себя как космонавт перед 
стартом, который не вполне уверен, как сработают двигатели и куда он в конце 
концов попадет. В течение нескольких минут я уже была "там". Пришел очень ясный 
образ. Это было лицо моей дочери через несколько минут после ее рождения. Она 
смотрела на меня из колыбели в которую ее положили, рядом со мной, пока я 
лежала на кресле для родов. Меня переполняла любовь к ней. Все сдерживающиеся 
эмоции вырвались из меня, и я стала сильно плакать. Я поняла в первый раз в 
жизни, как сильно я люблю своего ребенка.
     Затем образ изменился. Я увидела ее скелет, лежащий в колыбельке, и потом 
сразу же снова ее тело, но на этот раз на меня глядело лицо моей матери. Я 
зарыдала сильнее. Вся любовь к матери, которую я никогда не позволяла себе 
почувствовать, вырвалась из меня. Я обхватила себя руками, согнулась в позе 
эмбриона и застонала. Глубокая скорбь переполняла меня. Я плакала о всей любви 
к ней, которую не смогла пережить. Ее лицо постепенно исчезло, и я увидела лицо 
ее матери. Я плакала о моей бабущке, о печали ее жизни. Затем я увидела нас в 
подземной пещере. Скелет моей бабушки находился в самом низу, создавая опору 
для скелета матери, на котором, в свою очередь, лежал мой скелет, и я держала 
скелет дочери. Я застонала сильнее.
     Еще около часа я продолжала стонать и качать в своих руках всех значимых в 
моей жизни женщин, оплакивая потери, упущенные возможности любви, все 
расставания, недоразумения, разлуки. Наконец я взяла в свои руки мужа (в 
возрасте около трех лет) и оплакала его - оплакала потерю его матери, потери 
его детства, недостаток нежности в его жизни. Затем сцена переменилась, и я 
смотрела, как детей отрывают от их матерей в концентрационном лагере. Я рыдала 
и оплакивала их, и держала их в своих руках. Затем я держала тощее, раздувшееся 
тельце голодающего эфиопского ребенка и оплакивала горе матери. Последовав за 
этим образом, я оказалась на Юге, держа в руках чернокожую мать, сын которой 
был убит полицией и лежал умирающий в сточной канаве, а полиция не давала ей 
похоронить его. Я ревела так, будто оплакивала весь мир.
     Успокоившись немного, я обнаружила себя утешающей всех мучимых - мужчину 
из Атланты, которого обвинили в сексуальном убийстве одиннадцати мальчиков, 
других насильников и убийц, всех, кто на моей памяти делал зло мне или другим. 
Я тихо напевала детский гимн: "Пастырь, покажи мне дорогу". Другие люди в 
группе кричали и метались, а я снова и снова напевала свою колыбельную. Еще 
немного глубокого дыхания, и я почувствовала себя вовне этого пространства, во 
Вселенной; я смотрела назад - на мир. Я слышала звуки "Обезьяньей песниэ с 
острова Бали, которые казались громкими и свирепыми, как вспышки огня. Пах, 
пах! Я видела, как идет Гражданская война, видела испанскую Армаду, борьбу 
народов - Южной Америки и Африки, первую мировую войну, вторую мировую войну, 
Вьетнам... - все сразу, Война шествовала по всему земному шару, и время 
остановилось. И среди всего этого - маленький тихий островок утешающей музыки - 
моя колыбельная миру.
     Позже, когда я очнулась от своих переживаний и просто лежала, я стала 
замечать других в комнате, они все еще стенали и метглись. Я почувствовала к 
ним такое сострадание, как будто полные потоки энергий вселенской Матери 
проходили через меня. Моя женская сущность обрела свободу впервые в моей жизни,