быстро регрессирую в беззаботный мир удовлетворен ного ребенка. Физические 
ощущения, эмоции и восприятия ста ли крайне примитивными и подлинно 
младенческими; они были
     связаны с непроизвольными сосательными движениями губ, силь ным 
слюноотделением и периодически появлявшейся отрыжкой.
      Время от времени это прерывалось различными эпизодами лихорадочной, 
насыщенной событиями жизни обычного взрослого человека, полной напряжений, 
конфликтов и боли. Сравнивая их с райским состоянием младенца, я вдруг понял, 
что всем нам свойственно глубокое стремление вернуться к этому безмятежному 
младенческому состоянию. Появился образ Папы Римского с усыпанным драгоценными 
камнями крестом; на руке его блестело искусно украшенное кольцо с геммой; толпы 
народа смотрели на него снизу с огромной надеждой. За этим последовало видение 
бесчисленных тысяч мусульман вокруг Каабы в Мекке с тем же выражением 
глубочайшей веры. Затем появились какие-то толпы с красными знаменами, глядящие 
вверх на гигантские изображения коммунистических вождей во время парада на 
Красной площади, и миллионы китайцев - последователей Председателя Мао. Я ясно 
чувствовал, что сила, стоящая за этими великими религиями и политическими 
системами, - это потребность вновь испытать состояние полноты и удовлетворения, 
переживаемое в раннем младенчестве.
     [По мере нарастания действия препарата я внезапно ощутил приступ 
панической тревоги. Все потемнело и стало угрожающе надвигаться на меня, мир 
как бы замкнулся. Образы повседневных невзгод, которые раньше появлялись в 
качестве контраста к младенческой безмятежности, теперь неумолимо овладели мною,
 Я почувствовал полную бессмысленность человеческого существования, 
наполненного страданием от рождения до смерти. Мне стало понятно, что хотели 
сказать философы-экзистенциалисты и авторы театра абсурда. ОНИ ЗНАЛИ: наша 
жизнь - чудовищный фарс, жестокая шутка, сыгранная с человечеством. 
     Мы рождены в страдании, страдаем в течение всей своей жизни и в страдании 
умираем. Я прочувствовал одновременно боль рождения и агонию умирания, они 
неразделимо смещались во мне. Это привело к поистине ужасному открытию: 
человеческая жизнь кончается тем же переживанием, с которого она началась. Все 
остальное - лишь вопрос времени, "ожидание Годо"! Не это ли так ясно понял 
Будда? 
     Мне казалось важным найти в жизни хоть какой-то смысл, чтобы 
противопоставить его опустошающим прозрениям; должно же быть что-то 
осмысленное! Но опыт безжалостно и методично разрушал все мои попытки. Каждый 
образ, который мне удавалось создать, чтобы показать осмысленность человеческой 
жизни, немедленно подвергался отрицанию или осмеянию. Не долго продержался 
древнегреческий идеал блестящего ума и прекрасного тела. Физические достижения 
наиболее энергичнык и упорных "бодибилдеров" кончались старческим маразмом, и 
тела их разрушались, как и тела всех прочих. Знания, собранные в течение многих 
тысяч часов упорных занятий, чзстично забывались, частично становились жертвой 
органического старения мозга. Я видел людей, известных своими великими 
интеллектуальными достижениями, с трудом справлявшихся в старости с самыми 
обьщенными делами. А смерть тела и ума приносила окончательное разрушение всех 
знаний, накопленных за долгую жизнь. Но может быть спасение в детях? Не 
являются ли они благородной, высокой целью? Однако образы симпатичных 
улыбающихся малышей сменялись сценами их взросления. Они старели и в конце 
концов тоже умирали. Невозможно найти смысл собственной жизни в продлении рода, 
если жизнь потомков так же бессмысленна, как и твоя собственная.
     Образы абсурдности и бессмысленности человеческой жизни становились 
невыносимыми. Мир был полон боли, страдания и смерти. Либо я почему-то был 
невосприимчив к позитивным аспектам существования, либо их просто-напросто не 
было. Существовали лишь неизлечимые болезни, к которым принадлежала и сама 
жизнь, существовало нездоровье, всякого рода жестокость,насилие, преступления, 
войны, революции, тюрьмы и концентрационные лагеря. Как же я не видел всего 
этого раньше? Чтобы находить в жизни что-нибудь хорошее, нужно носить розовые 
очки и постоянно обманывать себя. Мои розовые очки, по-видимому, разбились, и я 
никогда не смогу дурачить себя, как раньше. 
     Я чувствовал себя пойманным в круг невыносимого эмоционального и 
физического страдания, которое будет длиться вечно. Из этого кошмарного мира не 
было выхода. Даже смерть - пришедшая сама по себе или вызванная самоубийством - 
не казалась спасением. ЭТО БЫЛ АД! Несколько раз переживания действительно 
принимали форму аркетипических инфернальных ландшафтов. Но постепенно я 
почувствовал, что в этой мрачной философской перспективе есть измерение, 
которого я раньше не замечал. Я всем телом ощутил механическое сдавливание и 
сжатие, максимум давления приходился на лоб. Я понял, что все это как-то 
связано с переживанием воспоминаний о моем биологическом рождении; о 
мучительном опыте сдавленности в родовом канале.
     Если так, то, может быть, ситуация только казалась безнщежной: такой она 
представлялась борющемуся младенцу. Может быть, выход был, и задача состояла в 
том, чтобы завершить переживание своего рождения опытом появления в мир. Однако 
в течение длительного, как вечность, времени я не был уверен, что мне удастся 
пережить это завершение, потому что для этого нужно было найти смысл жизни, а 
как раз зто было мне недоступно. Если это было условием освобождения, надежда 
была невелика.
     Внезапно, без всякого предупреждения, давление исчезло, как по волшебству, 
и я был освобожден из объятий родового канала. Я был переполнен светом и 
неописуемой радостью, я переживал новую связь с миром и с потоком жизни. Все 
казалось свежим и сияло красками, как на лучших картинах Ван Гога. Я чувствовал