|
смещается с одного уровня сознания на другой и мы обретаем доступ к информации,
которой прежде не располагали. Наше этическое суждение о каждодневных вещах
может до некоторой степени меняться, причем довольно резко, и без прозрений,
открывающихся с более высоких уровней сознания, а просто благодаря получению
новой информации. Из-за нашей недальновидности эти кажущиеся благословения
могут впоследствии оказаться сущими бедствиями. Когда мы глубоко вникали в
ситуацию, действия, которые раньше выглядели полезными, нередко предстают перед
нами в весьма зловещем облике.
Для примера возьмем изобретение инсектицида ДДТ вскоре после второй мировой
войны. Сначала ДДТ очень хвалили как эффективное оружие против болезней,
переносимых насекомыми. С целью искоренения желтой лихорадки и малярии тысячи
тонн этого вещества было свалено в болота в различных странах мира. В то время
проект, по близорукости, признали ценным и достойным одобрения. Разработку ДДТ
сочли столь позитивным вкладом, что в 1948 году его изобретатель Пауль Мюллер
был удостоен Нобелевской премии в области физиологии и медицины. Однако, как
оказалось, мечта эпидемиологов обернулась экологической катастрофой.
Было обнаружено, что ДДТ не подвержен биологическому распаду и огромные его
количества так и остаются в природе. Вдобавок вследствие особого сродства ДДТ с
жирами, он стал накапливаться в живых организмах, двигаясь по пищевой цепочке
от планктона к мелкой и крупной рыбе, птицам и млекопитающим. В тканях птиц
концентрация ДДТ часто была настолько высока, что снижала их способность
вырабатывать достаточно прочную яичную скорлупу и ставила под угрозу жизнь
эмбриона. Теперь мы знаем, что именно ДДТ привел к исчезновению в некоторых
местах пеликанов, бакланов, соколов и орлов. Географически он захватил даже
Арктику и Антарктику, будучи обнаружен в жировых тканях пингвинов. ДДТ проник и
в молочные железы и молоко кормящих матерей, и, хотя его много лет назад сняли
с производства, недавно выяснилось, что он принадлежит к числу факторов,
обусловливающих рак молочной железы.
К проблеме относительности добра и зла обращался в своей пьесе "Дьявол и
Господь Бог" Жан-Поль Сартр (Sartre 1960). Главный герой этой пьесы - Гец,
порочный и безжалостный военный лидер, совершающий в силу своих необузданных
амбиций множество преступлений и злодеяний. Однако, воочию увидев ужасы чумы,
вспыхнувшей в городе, осажденном и захваченном его войсками, он преисполняется
страхом смерти и дает Господу обет стать другим человеком, если Господь спасет
ему жизнь. В этот момент чудесным образом появляется некий монах и помогает ему
уйти из города через потайной подземный ход. Гец сдерживает свое слово - отныне
жизнь его неуклонно направлена к добру. Но, оказывается, эта новая жизнь
приносит еще больше зла, чем былые жестокие битвы. Эта пьеса, безусловно, была
сартровским комментарием к истории христианства, которая являет собой ярчайший
пример того, как безжалостное насаждение проповеди любви может привести к
злодеяниям и стать причиной огромных страданий.
В моральных кодексах различных культур проблема этики трактовалась
по-разному. Например, одни общества подчеркивают ценность человеческого тела и
даже считают его священным, тогда как другие убеждены, что все связанное с
телом и его физиологическими функциями априорно порочно и несет в себе зло.
Одни культуры не придают значения наготе и полагают ее естественной, другие же
требуют, чтобы женщины полностью закрывали свое тело и частично лицо. У одних
народов прелюбодеяние каралось смертью, а вот по древнему эскимосскому обычаю
хозяин дома по долгу гостеприимства предлагал свою жену всякому гостю-мужчине.
И полигамия, и полиандрия практиковались в истории различных культур как
социально приемлемые альтернативы. В одном из племен Новой Каледонии убивали
близнецов, если один был мужского пола, а другой женского, ибо считалось, что
они совершили кровосмешение уже в чреве. В противоположность этому в Древнем
Египте и в Перу закон требовал, чтобы в семьях правителей братья женились на
сестрах.
В Японии самоубийство часто не только рекомендовалось, но в определенных
ситуациях, дабы избежать позора, практически требовалось. В Китае и в других
местах, когда умирал правитель, его жен и слуг убивали и хоронили вместе с ним.
Согласно индийскому обычаю сати, вдова следовала за покойным мужем на
погребальный костер. Обычай сати, а также умерщвление младенцев женского пола
практиковались в Индии еще долгое время после того, как англичане в XVIII веке
наложили на это запрет. Ритуальные человеческие жертвы имели место у многих
народов, и каннибализм был принят в таких развитых культурах, как ацтеки и
маори. Таким образом, с межкультурной и трансперсональной позиции жесткое
соблюдение обычаев и правил, продиктованных различными психобиологическими и
социальными аспектами, можно рассматривать как преднамеренный эксперимент
космического сознания, в котором систематически исследуются все возможные
эмпирические варианты.
ЗЛО КАК НЕОТЪЕМЛЕМАЯ ЧАСТЬ ТВОРЕНИЯ
Одна из самых трудных этических проблем, которые предстают перед нами в
холотропных состояниях сознания, - необходимость примириться с тем, что
агрессия неразрывно вплетена в природный порядок и что выживание одних форм
жизни возможно только ценой гибели других. Голландский микробиолог и
изобретатель микроскопа Антони ван Левенгук так выразил эту мысль: "Одна жизнь
существует за счет другой, это жестоко, но такова воля Божия". Английский поэт
Альфред Теннисон говорил о природе, что ее "зубы и когти обагрены кровью".
Джордж Уильяме (Williams, 1966), размышляя о дарвиновском мировоззрении,
высказался еще резче: "Мать-Природа - злая старая ведьма", а маркиз де Сад,
|
|